Творчество б. пастернака как художественная версия философии жизни
На правах рукописи
Брюханова Юлия Михайловна ТВОРЧЕСТВО Б. ПАСТЕРНАКА КАК ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ВЕРСИЯ ФИЛОСОФИИ ЖИЗНИ Специальность 10.01.01 – русская литература
Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук
Томск – 2009
Работа выполнена на кафедре новейшей русской литературы ГОУ ВПО «Иркутский государственный университет»
Научный консультант: доктор филологических наук, профессор Плеханова Ирина Иннокентьевна
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Шатин Юрий Васильевич кандидат филологических наук, доцент Рыбальченко Татьяна Леонидовна
Ведущая организация: кафедра русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Пермский государственный педагогический университет»
Защита состоится « 17 » февраля 2010 г. в 10 ч. 00 мин. на заседании диссертационного совета Д 212.267.05 при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Томский государственный университет».
Автореферат разослан « 17 » декабря 2009 г.
Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Л.А. Захарова
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Вопрос соотнесения художественного мировоззрения Бориса Пастернака с определёнными философскими течениями – один из самых насущных в пастернаковедении. И это не случайно, поскольку осмысление мира Пастернаком и его восприятие жизни приобретают черты самостоятельной философско-эстетической системы. Раскрытие бытийного содержания жизни составляет сюжет всего его творчества.
Как правило, говоря о философских основах творчества Пастернака, исследователи обращаются к раннему периоду его жизни, к его профессиональным занятиям философией, обучению у Г. Когена. Но непосредственно с неокантианством, представителем которого являлся Коген, творчество Пастернака не связывают. В работах, посвящённых изучению жизни и творчества поэта, указывается на истоки его философского мировоззрения в феноменологии, экзистенциализме, религиозной философии С.Н. Трубецкого, символизме, ницшеанстве и т.д.
Примечательно, что для разных доводов приводятся почти одни и те же аргументы. Многие авторы ссылаются на автобиографическую повесть Пастернака «Охранная грамота» (1931), в которой поэт сам обозначил свои «занятья философией». При этом, говоря о философской «насыщенности» произведений Пастернака, прежде всего имеют в виду ранний период его творчества. Что касается поздних убеждений поэта, они связываются чаще всего с христианским миропониманием.
Несмотря на многообразие существующих работ, до сих пор не выработано системного представления о мировоззрении Пастернака, поэтому необходимо связать важнейшие аспекты, сформировавшие его художественную философию, воедино.
Установка на принятие жизни во всех её проявлениях, стремление к осознанию единства и целостности бытия, эмоционально-чувственное переживание духовных откровений – все эти особенности восприятия и мышления, на которые неоднократно указывали исследователи творчества Пастернака, позволяют нам соотнести его эстетико-философское сознание с философией жизни, выразителями которой были А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, А. Бергсон и др. Это иррационалистическое философское течение конца XIX – начала XX века выдвигало в качестве исходного понятия «жизнь» как некую интуитивно постигаемую целостную реальность. Идея жизни была центральной и для Пастернака, о чем свидетельствуют названия ключевых произведений: «Сестра моя – жизнь», «Доктор Живаго».
Гипотеза, на которой построено диссертационное исследование, состоит в утверждении, что поэтическая философия Пастернака – это самобытная творческая версия философии жизни. Философия жизни в контексте нашего исследования понимается не просто как направление философской мысли, но и как образ поэтической рефлексии на мировоззренческие темы (вопросы бытия, связи человека и мира, принципов познания, отношений исторического и бытийного времени, этики и эстетики).
Актуальность выбранной темы обусловлена стремлением найти общую формулу философско-эстетического мировоззрения Бориса Пастернака.
Поставленная проблема играет немаловажную роль не только в рамках постижения творчества Пастернака, но и в аспекте изучения всего русского литературного процесса XX века.
Цель исследования заключается в том, чтобы раскрыть художественную философию Бориса Пастернака и доказать ее родство с положениями философии жизни, проанализировать особенности развития мировоззрения поэта и его реализации в произведениях.
Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:
1. Обосновать соотнесение мировоззренческой позиции Б. Пастернака с положениями философии жизни, сформулировав основные аспекты его философии (онтологический, гносеологический, аксиологический) на основе анализа художественных текстов.
2. Выявить отношения философии жизни Б. Пастернака с социальными идеями эпохи и изменения в философской и нравственной оценке революции в связи с развитием христианских взглядов.
3. Раскрыть содержание идеи бессмертия у Б. Пастернака и её развитие как синтез философии жизни и христианства.
4. Проанализировать образ воплощения философии в лирике и лиро-эпосе, то есть рассмотреть отражение миропонимания в идиостиле писателя, в частности, в субъектных формах лирического высказывания и метафорической образности.
5. Продемонстрировать формотворческий потенциал философии жизни на примере композиционной, смысловой и художественной целостности романа «Доктор Живаго» – его прозаической и стихотворной частей.
Предмет исследования – творчество Б. Пастернака как целостная и развивающаяся философско-эстетическая система.
Объектом исследования являются ключевые художественные произведения поэта: лирические книги «Сестра моя – жизнь. Лето 1917 года» (1922) и «Второе рождение» (1930-1932), лиро-эпические поэмы «Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт» (1925-1927), роман «Доктор Живаго» (1945 1955) – а также лирико-эссеистская и мемуарная проза («Повесть», 1929;
«Охранная грамота», 1931;
«Люди и положения», 1956-1957), очерки, статьи, переписка Пастернака и другие документальные источники.
Методология исследования опирается на принципы герменевтики и концепцию идиостиля. Сравнительный анализ художественного воплощения мировоззренческих идей Пастернака в разных текстах затронул культурологические, философские и лингвистические стороны изучаемой проблемы.
Герменевтика реализована и как методология интерпретации текста (теоретическая герменевтика), и как философская онтология, ключевым моментом которой выступает понимание как форма данности мира человеку (философская герменевтика).
Идиостиль как структура взаимозависимостей идей и их языкового выражения в своем развитии позволяет обнаружить индивидуальный образный шифр (код) творческой личности, который во многом задан генетически и зависит от способа мышления данной личности. Можно сказать, что идиостиль – это философия поэта, воплощенная в художественных образах, поэтому проблему языкового выражения мировоззрения Пастернака невозможно рассматривать без обращения к его идиостилю.
Теоретически и методологически диссертация опирается на труды и работы С.Н. Бройтмана, Р. Якобсона, В. Альфонсова, Л.А. Озерова, Б.О. Кормана, Н.А. Фатеевой, И.П. Смирнова, Л. Флейшмана, М.Л. Гаспарова, А.К. Жолковского, Ю.М. Лотмана, А.Г. Кутлунина и др. Привлекаются философские, культурологические исследования Г.Г. Гадамера, А. Бергсона, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, М. Мамардашвили, А. Пятигорского и др.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Философия жизни определила системное единство творчества Бориса Пастернака при меняющемся образе художественного высказывания поэта.
2. Философия жизни Б. Пастернака – поэтическое запечатление синкретического духовно-интеллектуального переживания-познания, открывающего со-бытие мироздания, природы, истории и личности в перспективе творческого развития.
3. Художественная концепция Б. Пастернака – самобытная версия европейского философского течения (философии жизни), стремящегося дать универсальную энергийную формулу мирового процесса.
4. Синтез историософии, религии, нравственных и художественных идей в творчестве поэта универсализировал концепцию жизни как общего бессмертия единого мира и личного бессмертия человека, переживаемого здесь и сейчас.
5. Понимание жизни как бессмертия обусловило соединение амбивалентного и абсолютного в аксиологии и этике Б. Пастернака.
6. Целостность художественного воплощения философии жизни Пастернака нашла свое выражение в метафорическом идиостиле (лирика) и концептуализации жанра «книги» (книги стихов и роман «Доктор Живаго»).
7. Самобытная философско-поэтическая система Б. Пастернака типологически связана с русской философией всеединства.
Научная новизна исследования заключается в системном анализе художественной философии поэта. Увлечение Пастернака философией не связывается только с ранним этапом его творчества, его философско эстетическая мысль раскрывается в преемственности, несмотря на все изменения образа художественного высказывания.
Практическая значимость работы. Проведенное исследование позволит расширить представления о концептуальности художественного мышления и содержания творчества Бориса Пастернака и послужит основой для дальнейших разысканий. Результаты работы могут быть использованы в педагогической деятельности (в общих курсах по истории русской литературы ХХ века, при разработке спецкурсов и спецсеминаров по творчеству Б. Пастернака в вузовском и школьном преподавании).
Апробация работы. Результаты исследования были апробированы на ежегодных научно-практических конференциях «Студент и научно технический прогресс», проводимых на факультете филологии и журналистики ИГУ (Иркутск, 2004, 2005, 2006, 2007, 2008);
XLVI Международной научной конференции «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, НГУ, 2008);
Международной научной конференции «Современность в зеркале рефлексии: язык – культура – образование» (Иркутск, ИГУ, 2008);
III Международной конференции «Феномен творческой личности в культуре.
Фатющенковские чтения» (Москва, МГУ, 2008);
IV Slavistischen Studentenkonferenz (Германия, Christian-Albrechts-Universitt zu Kiel, 2009).
По теме диссертации имеется 10 публикаций.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и литературы, насчитывающего наименований. Общий объем диссертации – 242 страницы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяются цель и задачи работы, её методологические основания, научная новизна и практическая значимость, дается история вопроса, приводятся положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Поэтическая онтология Б. Пастернака в свете философии жизни» рассматривается философия жизни (далее – ФЖ) как течение европейской мысли, обозначаются те ключевые аспекты, по которым выстраивается дальнейший сравнительный анализ ФЖ и художественного мировоззрения Б. Пастернака. Особое внимание в главе уделено онтологическому аспекту философской позиции Пастернака, художественное воплощение которого раскрывается на примере анализа книги стихов «Сестра моя – жизнь. Лето 1917 года» и цикла «Второе рождение».
В параграфе первом «Основания соотнесения мировоззренческой позиции Б. Пастернака с принципами философии жизни» обозначаются ключевые положения течения ФЖ, предпосылки его возникновения, указывается значимость этой философии в культурно-историческом контексте своего времени. Выясняется, какое влияние могли оказать идеи ФЖ на формирование мировоззрения Пастернака и его творческое развитие.
ФЖ – философское течение последней трети XIX в. – первой трети XX в.
(Ф. Ницше, А. Бергсон, В. Дильтей, Г. Зиммель, О. Шпенглер и др.). Его онтологию и гносеологию во многом предопределила концепция мира как воли и представления А. Шопенгауэра. О знакомстве Б. Пастернака с основными положениями этого течения свидетельствуют его статьи («Черный бокал», 1915, и др.), переписка, круг чтения (увлечение идеями Ницше и т.д.).
Главный концепт ФЖ (что обозначено уже в названии) – это жизнь.
Единого определения «жизни» не существует, но есть система характеристик:
это органическая целостность мира (онтология);
это интуитивно постигаемая сущность (гносеология);
это творческая динамика бытия (эстетическое выражение). Жизнь – стихийное, естественное, всеобщее начало, пронизывающее все стороны бытия и неподвластное рациональному объяснению и этической оценке. В одном ряду с концепциями ФЖ выстраивается художественно-философское миропонимание Б. Пастернака, чьё восприятие жизни полностью им соответствует. Для него доминирующей становится творческая характеристика жизни. Уже в самом начале пути потребность включиться в могучее общее движение заявлена как творческий выбор: «Я – свет. Я тем и знаменит, // Что сам бросаю тень. // Я – жизнь земли, её зенит, // Её начальный день» («Когда за лиры лабиринт…», 1913, 1928). Утверждение жизни как главной темы творчества Пастернака стало предпосылкой рассмотрения художественной системы поэта в связи с ФЖ.
Второй параграф «Ключевой концепт философии жизни: воля (А. Шопенгауэр) – воля к власти (Ф. Ницше) – жизненный порыв (А. Бергсон) – сила (Б. Пастернак)» посвящен анализу и сопоставлению важнейших онтологических категорий. Одним из определяющих свойств жизни, с точки зрения ФЖ, является стихийность. Это понятие тесно связано с представлением о некоем энергетически субстанциальном начале, которое лежит в основе бытия: мировая воля (А. Шопенгауэр), воля к власти (Ф. Ницше), жизненный порыв (А. Бергсон), сила (Б. Пастернак) и др.
Понятие «силы» наиболее отчётливо формулируется Пастернаком в «Охранной грамоте» (1931): «Искусство интересуется жизнью при прохожденьи сквозь нее луча силового»1. Это философская, бытийная категория, это условие реализации жизненного потенциала, творческое, преобразующее начало, проявление энергии вечного движения. Творческий потенциал искусства для поэта тождественен жизненному потенциалу.
Сила – условие единства мира. Таким объединяющим свойством обладают воля, воля к власти, жизненный порыв, душа и другие воплощения жизненной энергии. В понимании Шопенгауэра любая вещь, любой человек, любое явление – это суть одно и то же, проявление одной бытийной воли. У Пастернака энергия жизни пронизывает все стороны бытия и являет себя во всём, от самого малого до самого великого: «Вот луч, покатясь с паутины, залёг // В крапиве, но кажется, это ненадолго, // И миг недалёк, как его уголёк // В кустах разожжётся и выдует радугу» («После дождя», 1915, 1928).
Силу как энергию жизни человек не способен осознать, так как она не поддаётся рациональному объяснению, но ему дано ощутить причастность к общему бытию через чувства, сильнейшим из которых является любовь – начало объединяющее: «И сады, и пруды, и ограды, // И кипящее белыми воплями // Мирозданье – лишь страсти разряды, // Человеческим сердцем накопленной» («Определение творчества», 1917). Отдаваясь силе, вслушиваясь в её голос («ночам соловьём обладать»), поэт прозревает всеобщую устремлённость к жизни: «Но чем его песня полней, // Тем полночь над песней просторней. // Тем глубже отдача корней, // Когда она бьётся об корни» («Эхо», 1915).
Пастернак Б. Л. Охранная грамота // Б. Л. Пастернак Полн. собр. соч. : в 11 т. – М., 2004. – Т. 3. – С. 186.
Сила, присущая всему, в большей степени проявляется в Природе, Боге и Поэте, то есть в том, что напрямую связано с творчеством как преображением, созданием жизни.
Понятие силы особенно ярко воплощается в книге стихов «Сестра моя – жизнь. Лето 1917 года», анализу которой посвящен третий параграф «Поэтическое воплощение философии Б. Пастернака в ранней лирике.
«Сестра моя – жизнь. Лето 1917 года».
«Сестра моя – жизнь» рассматривается как книга переживания-откровения и как процесс осознания-творения этого переживания в слове. Лирический сюжет книги – узнавание жизни как откровение любви: «…Когда любит поэт, // Влюбляется бог неприкаянный. // И хаос опять выползает на свет, // Как во времена ископаемых» («Любимая – жуть! Когда любит поэт…»).
Истинный мир для Поэта – тот, который творится, то есть переживается каждый раз заново. Находя свое выражение в чувствах человека, жизненная сила побуждает его к творчеству. Угасание любви ведёт к угасанию творческого порыва и, как следствие, к забвению созданного поэтом мира.
«Наяву ли всё?» – спрашивает лирический герой в последнем стихотворении «Конец». Созданный мир длится столько, сколько длится чувство, то есть действует сила.
Поэт-творец в своей силе равновелик Богу-творцу. Бог в книге – это сочетание условно христианского Бога: евангельское «Бог есть любовь» и образ «Всесильного Бога любви» («Давай ронять слова…») – и пантеистического божества, растворившегося в Природе: «Просит роща верить: мир всегда таков. // Так задуман чащей, так внушён поляне, // Так на нас, на ситцы пролит с облаков» («Воробьёвы горы»). Бог Пастернака – это прежде всего Творец, Ремесленник, отделывающий подробности жизни каждое мгновение:
«Кому ничто не мелко, // Кто погружен в отделку // Кленового листа // И с дней Экклезиаста // Не покидал поста // За теской алебастра» («Давай ронять слова…»). Сотворение мира не закончилось, и поэт (человек творящий, поскольку переживающий жизнь) становится равноправным помощником Бога.
Ключевые темы книги «Сестра моя – жизнь» – творчество, любовь, время, так как именно в них проявляется единая, всеохватная, вечная жизнь, открывающаяся в запечатлённой длительности – неиссякающей стремительности настоящего. Эти понятия, органичные для любой поэтической экзистенции, осознаются Пастернаком как онтологические и становятся основой его философии жизни. В стихах поэт выразил и свою онтологию (слияние с грандиозной жизнью в ее подробностях, родство с ней в общем процессе существования), и гносеологию (познание мира через со переживание), и эстетику (со-творчество Поэта, Бога и Природы).
Четвёртый параграф «Второе рождение» Б. Пастернака: развитие идеи жизни в начале 30-х годов» раскрывает преемственность философии жизни Б. Пастернака в лирике советского периода. В цикле «Второе рождение» (1930 1932) жизненная сила воспринимается ещё и как отражение социального процесса. Но по-прежнему темы любви, времени, творчества связаны переживанием, сильнейшее из которых – любовь – наделяет поэта творческой силой и включает его в единый, не знающий разрывов поток жизни: «Но он был любим. Ничего // Не может пропасть. Еще мене – // Семья и талант. От него // Остались броски сочинений» («Еще не умолкнул упрек…», 1931). Сила чувство позволяет ощутить всеединство в настоящем и, как следствие, скромное «вседневное наше бессмертье» – новый поворот темы жизни.
В ранней книге «Сестра моя – жизнь» бессмертие – не вечная жизнь одного человека, а ощущение стихии, слиянности всех жизней в одной, острое переживание мига, равнозначного вечности. Смерть здесь – это не прекращение существования, а погружение в «бассейн вселенной» («Уроки английского»). В лирике 30-х годов акцентируется естественность творческой природы бессмертия. Не случайно Пастернак ищет другие способы выражения знания о мире: «Второе рождение» – связующее звено между насыщенным метафоризмом раннего Пастернака и «неслыханной простотой» позднего («Волны», 1931). «Простота» – это органичность, свобода от всего постороннего, очищение откровений жизни от словесной «шелухи»: «Легко проснуться и прозреть, // Словесный сор из сердца вытрясть // И жить, не засоряясь впредь. // Всё это – не большая хитрость» («Любить иных – тяжелый крест…», 1931).
Глава вторая «Гносеология Б. Пастернака: познание как открытие единства жизни» выявляет гносеологическое содержание художественной концепции поэта (прежде всего в сравнении с идеями А. Бергсона). Кроме того, в данной главе предпринята попытка дать концептуальные характеристики метафорической образности Пастернака и его лирического субъекта сознания.
В первом параграфе «Гносеология философии жизни. Общие положения» представлены основы познавательной системы ФЖ: приоритет внерациональных способов (интуиции, понимания, вживания…) над рациональными, умение проникать в жизнь, интерпретировать и творить мир.
Интуитивно-познавательный метод опирался на оппозицию «понимание» – «объяснение»: объяснить жизнь нельзя, её можно лишь понять посредством чувств. Пастернак стремился не к объяснению мира, жизни, а к слиянию с ней, к родству («сестра») и узнаванию: «Не знаю, решена ль // Загадка зги загробной, // Но жизнь, как тишина // Осенняя, – подробна» («Давай ронять слова…», 1917). Поэт вовсе не отвергал рациональные стороны познавательной деятельности, для него все способы освоения действительности были равноправны: «Люблю и думаю и знаю» («Пока мы по Кавказу лазаем…», 1931). Чувство и осмысление (иррациональный и рациональный компоненты) при доминировании первого дают поэту знание о мире.
Во втором параграфе «Жизнестроительная функция творчества познания в философии жизни» рассмотрены творческая интуиция и познавательная роль искусства в восприятии ФЖ и Пастернака. Понятие «силы» и «чувственная» гносеология соответствуют лирическому мировосприятию (и искусству вообще), которое так же пытается охватить жизнь в её целостности, как «влеченье, сила и захват» («Все наклоненья и залоги…», 1936). В художественно-философской системе Пастернака, как и в ФЖ в целом, не ставится задача найти абсолютную истину в виде концепции, оценки, идеи. Истина заключается в образе творческой реализации: в приобщении к энергии, в отождествлении себя с ней через сопричастность бытийным процессам, времени и существованию других людей, то есть в постижении и воплощении всеединства и всеотзывчивости: «Перегородок тонкорёбрость // Пройду насквозь, пройду, как свет. // Пройду, как образ входит в образ // И как предмет сечёт предмет» («Волны», 1931).
Третий параграф «Б. Пастернак и А. Бергсон: истина, инстинкт и интуиция» посвящён сопоставлению идей Б. Пастернака и А. Бергсона, наиболее последовательно разрабатывавшего теорию интуитивизма в ФЖ. В гносеологической системе Пастернака интуиция как непосредственное постижение истины жизни соединяется с инстинктом как непосредственным повиновением воле жизни: «Шагни, и ещё раз», – твердил мне инстинкт, // И вёл меня мудро, как старый схоластик, // Чрез девственный, непроходимый тростник // Нагретых деревьев, сирени и страсти» («Марбург», 1916, 1928);
«это и есть … интуиция … цельное, разом охватывающее картину познание»1. Выявленные параллели во взглядах Пастернака и Бергсона свидетельствуют о том, что восприятие идей ФЖ поэтом – это образная, творческая интерпретация философской мысли.
В четвёртом параграфе «Концепция метафорической образности Б. Пастернака» исследуется природа метафорического мышления Пастернака, для которого метафора является центральным концептом художественного познания.
Пастернак Б. Л. Доктор Живаго // Б. Л. Пастернак Полн. собр. соч. : в 11 т. – М., 2004. – Т. 4. – С. 404.
В общем виде существующие концепции метафоры можно разделить на языковые, рассматривающие метафору в первую очередь как языковое явление (Г.Н. Скляревская, В.Н. Телия, Н.Д. Арутюнова и др.), и онтологические, видящие её как основу построения и восприятия окружающего мира, как художественную идеологию (П. Рикёр, Э. Кассирер, Х. Ортега-и-Гассет и др.).
При рассмотрении идиостиля Б. Пастернака задействуются обе концепции метафоры, но приоритетной стала онтологическая трактовка. Она менее разработана и в отношении творчества Пастернака почти не рассматривалась, но именно онтологическая интерпретация метафорического мышления позволяет раскрыть творческую реализацию ФЖ.
На основании анализа стихотворных текстов Пастернака и изучения исследований, посвященных творчеству поэта, были сделаны следующие выводы: 1) художественно-выразительная система Пастернака подчинена метонимическому принципу;
2) данный принцип синтезирует различные тропы и фигуры речи (с формальной стороны) и является условием выражения познавательных установок лирического субъекта;
3) метонимия как троп в поэзии и прозе Пастернака подчиняет себе метафору (в количественном отношении), но метонимический принцип выражается прежде всего не в метонимии, а в метафоре, имеющей онтологическое значение. Метафора для Пастернака не просто художественный прием, а средство познания мира, проявленность онтологической сущности бытия (силы) и, как следствие, доказательство всеединства жизненного процесса. Сила как проявление стихии жизни, отражаясь в каждом предмете, в каждом существе, является той «смежностью», на основании которой отождествляются объекты – понятийные компоненты метафоры. Этим объясняется метонимическое понимание мира у Пастернака, отмеченное прежде всех Р. Якобсоном.
Для Пастернака реальность имеет свой «язык», который не дан простому человеку в вольное распоряжение, а потому непонятен ему. «Звеня на всю лесную падь // И оглашая лесосеку, // Он что-то хочет рассказать // Почти словами человека», – говорит поэт о ручье («Тишина», 1957). Поэт призван «перевести» язык жизни. Значимой оказывается не только метафорическая природа человеческого мышления, но и метафорическая природа самой жизни.
Метафора рождается в природе, она неотъемлемая часть бытия, а потому, познавая метафору, овладевая ею, можно глубже проникать в действительный мир. Но напрямую это сделать невозможно, человек действует посредством языка и использует метафоры как языковые и поэтические средства (из которых вторые более приближены к онтологическим метафорам). Метафора в двух различных аспектах – бытийного (природного) процесса и человеческого мышления – не может рассматриваться как одно и то же понятие. В некотором роде их можно соотнести как кантовскую «вещь в себе» и её интуитивное отображение в реальном мире: «Самые поразительные открытия производились, когда переполнявшее художника содержание не давало ему времени задуматься и второпях он говорил свое новое слово на старом языке, не разобрав, стар он или нов»1. Поэтически-онтологическая метафора Пастернака является связующим звеном между человеком и миром: «Завтра, завтра понять я вам дам, // Как рвались из ворот мостовые, // Вылетая по жарким следам» («Вдохновенье», 1921).
Таким образом, главная цель поэта – понять мир и передать другим то, что удалось понять. И отмеченный не раз переход позднего Пастернака к «неслыханной простоте», отказу от особой метафоричности, к употреблению прозаизмов – лишь попытка «сократить» дистанцию в этом концептуальном переходе «бытие – метафора – человек». Стремясь к «простоте», поэт пытается передать бытийную метафору, реже прибегая к метафоре языковой, то есть действуя как бы «напрямую». Сложные метафорические образы раннего творчества Пастернака сменяются нередко прямым называнием предметов и явлений в позднем. Например, музыкальная импровизация («Импровизация», 1915) выстраивается как поток звуковых метафорических ассоциаций («Я клавишей стаю кормил с руки // Под хлопанье крыльев, плеск и клёкот»), а в стихотворении «Музыка» (1956) передается перечислением воссоздаваемых музыкой образов: «Раскат импровизаций нёс // Ночь, пламя, гром пожарных бочек, // Бульвар под ливнем, стук колёс, // Жизнь улиц, участь одиночек».
Метафора Пастернака – художественное отражение его философии жизни, поскольку обладает: 1) онтологическим основанием (метафора рождается в природе);
2) гносеологическим потенциалом (метафора выражает знание о единстве мира);
3) синтезирующей функцией (метафора является формулой объединения самых разных объектов и явлений);
4) иррациональным характером («непредсказуемость» метафоры с точки зрения логического мышления);
5) творческим потенциалом (метафора как художественное выражение созидающего начала). Метафора для Пастернака – это одновременно символ силы и сама сила. Сила находит свое воплощение и самосознание в метафоре, как «образ мира, в слове явленный…» («Август», 1953), она «материализуется» в ней как ощутимая связь антиномий:
«Достигнутого торжества // Игра и мука – // Натянутая тетива // Тугого лука» («Во всем мне хочется дойти…», 1956).
Пастернак Б. Л. Люди и положения // Б. Л. Пастернак Полн. собр. соч. : в 11 т. – М., 2004. – Т. 3. – С. 306.
Пятый параграф «Концептуализация лирического субъекта в творчестве Б. Пастернака» рассматривает образ сознания, переживающего единство мира. Так как для Пастернака основой познавательного процесса являются чувства и переживания – категории субъективные, то картина мира и понимание этого мира становятся наиболее зависимыми от субъекта восприятия. Особый тип субъекта сознания в лирике Пастернака разрешает гносеологическое противоречие – невозможность объективного познания мира без отчуждения и императив познания мира изнутри (принадлежа жизни).
В параграфе проанализированы разные типы субъектной организации лирического высказывания (концепции Б.О. Кормана и С.Н. Бройтмана), изучен опыт идентификации субъектной системы Пастернака (Р. Якобсон, Ф. Тун, М. Цветаева и др.). На основании этого сделан вывод, что в поэзии Пастернака доминирует лирическое «я», которое представлено как лирическое «я» Поэта.
Этот субъект сознания имеет дуалистическую природу, выражающуюся в нераздельности/неслиянности авторской субъективности и сверхсубъективного сознания: «Мне страшно этого субъекта, // Но одному ему вдогад, // Зачем, ненаречённый некто, – // Я где-то взят им напрокат» («Встав из грохочущего ромба», 1913, 1928).
Лирическое «я» Пастернака – это прежде всего инструмент высказывания поэта, которому открываются законы миропорядка: «О, если бы я только мог // Хотя отчасти, // Я написал бы восемь строк // О свойствах страсти … Я вывел бы её закон, // Её начало, // И повторял её имен // Инициалы» («Во всём мне хочется дойти…», 1956). Поэт, ощущая причастность к миру и тесную взаимосвязь со всем окружающим, уже несёт в себе определённый потенциал знания. Но он стремится познать мир ещё глубже. И тогда лирический субъект превращается в свой объект, а точнее, включается в сферу изучаемого объекта, субъектно-объектные связи стираются: «От тела отдельную жизнь, и длинней // Ведёт, как к груди непричастный пингвин, // Бескрылая кофта больного – фланель: // То каплю тепла ей, то лампу придвинь» («Фуфайка больного», 1918-1919). «Растворение» поэта в окружающем мире парадоксально трактуется как «самоустранение» лирического субъекта в лирике Пастернака (Р. Якобсон, Ф. Тун, J. Uzarevic и др.).
Субъект лирики Пастернака не может быть погружен исключительно в свои переживания в отрыве от окружающего мира. Даже в объяснении с любимой причину любовной драмы он ищет в особом «поведении» солнца, вечера, лета и т.д.: «Нет, не я вам печаль причинил. // Я не стоил забвения родины. // Это солнце горело на каплях чернил, // Как в кистях запылённой смородины» («Послесловье», 1917). Лирическое «я» Поэта при внешней «пассивности» оказывается охваченным активной созидательной деятельностью, заключающейся в раскрытии единства этого мира: «Я – уст безвестных разговор, // Как слух, подхвачен городами;
// Ко мне, что к стёртой анаграмме, // Подносит утро луч в упор» («Лесное», 1913). Таким образом, Поэт в философии Пастернака – интегрирующий голос самой жизни. Он исполняет своё призвание творца и посредника: «Я просыпаюсь. Я объят // Открывшимся. Я на учёте» («Вторая баллада», 1930). Субъектно-объектной двойственности познающего сознания соответствует синкретизм метафоры – такова системная связь элементов поэтической гносеологии.
Третья глава «Историософия Б. Пастернака в лиро-эпосе 20-х годов.
Корреляция аксиологии и этики» заключает в себе сопоставление позиций Ф. Ницше и Б. Пастернака по вопросу телеологии истории и связанных с ним этических и аксиологических оценок.
Бытийное переживание жизни в конкретных обстоятельствах выстраивает соответствующую ценностную структуру и иерархию смыслов. Первый параграф «Свобода как сверхценность и её содержание (Б. Пастернак и Ф. Ницше)» раскрывает, как витальность (само по себе благо) реализуется через свободу, в которой воплощается любовь и стремление к истине, к совершенству, к исполнению призвания.
На основе сопоставления идеи свободы в социальном, нравственном, духовном аспектах у Пастернака и Ницше выявляется система жизненных ценностей поэта, их отношение с этикой и доказывается, что Пастернаку удалось разрешить противоречие между волей к жизни, волей к власти (Ницше) и христианской волей любви. Суть противоречий, которые находил Пастернак в философии Ницше, не столько в морально-ценностном решении вопроса, сколько в понимании телеологии и преемственности истории, т.е. в процессе осуществления / воплощения христианства в жизни человечества.
Рассмотрение ценностной иерархии понятий «жизнь» – «история» – «христианство» у Пастернака и Ницше выявило, что разногласия главным образом касаются определения направления истории (линейность восхождения у Пастернака и «круг» возвращений у Ницше), а также её метафизического содержания (свободного созидающего характера – у Пастернака, разрушающегося – у Ницше). Кроме того, если у Ницше художник-творец становится на место Бога, но ему мешает творить история (как концентрация памяти всего ставшего и становящегося), то у Пастернака, напротив, художник творец, как и Бог-творец, обладает энергией силы (= вдохновение, витальная энергия или время), и его созидание протекает в контексте истории: «Не спи, не спи, художник, // Не предавайся сну. // Ты – вечности заложник // У времени в плену» («Ночь», 1956).
Витальность как реализуемое бессмертие неизбежно сталкивается с историческими обстоятельствами, возникает драма личного и общего существования. Поэтому содержанием историософии, с позиций философии жизни Пастернака, является трагедия общей судьбы народа и поэта.
Постижение сущности трагедии совершается во взаимодействии аксиологии и этики, которые не тождественны друг другу, а взаимосвязаны как бытийное и историческое. Эти вопросы поднимаются во втором параграфе «Осмысление революции: философское оправдание или нравственное осуждение?» Формирование нравственно-философской оценки революции происходило у поэта в течение всей жизни. Он прошёл путь от влюблённости в революцию как чудо жизни (книга «Сестра моя – жизнь», 1917) через её нравственное отрицание (стихотворение «Русская революция», 1918) и эстетико-философское оправдание (в поэмах двадцатых годов) к окончательному нравственно бытийному отторжению в романе «Доктор Живаго» (1945-1955).
В поэмах 1925-1927 гг. «Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт» Пастернак стремился дать жизненное, т.е. философско-поэтическое оправдание революции. Личностная трактовка исторического времени в них возобладала над эпической отстранённостью. В этом проявляется драма поэта: будучи преданным своему образу миропонимания, он не мог отчуждаться от социального процесса, единство с которым обеспечивалось регламентированными требованиями системы. Для Пастернака было невозможным принятие такого «псевдожизненного» единства, и он искал собственную формулу. Для него революция – это не просто стихия, равносильная природной. Это стихия, существующая во времени, она обладает исторической преемственностью, собственной волей и подчиняется своим законам, которые не может понять человек, а потому для него она иррациональное проявление бытийной силы: «Всё кончилось. Настала ночь. По Киеву // Пронёсся мрак, швыряя ставень в ставень. // И хлынул дождь. И как во дни Батыевы, // Ушедший день стал странно стародавен» («Лейтенант Шмидт»). Такая революция не выше, а вне нравственных оценок.
В момент написания поэм у поэта преобладало ницшеанское понимание жизни и революции как очистительной силы, оставляющей на плаву лишь самых сильных и достойных людей. Но сильных не за счёт других, что является «нормой» в ницшеанской философии, а согласно христианскому пониманию.
«Я жил и отдал душу свою за други своя», – говорит лейтенант Шмидт. Тема героической жертвы и идея трагической «свободной предопределённости» жизненного пути – ключ к аксиологии зрелого Пастернака. Принесение себя в жертву как осознанное исполнение жизненного и творческого предназначения, включённость в бытийно-историческую перспективу – эти характеристики лейтенанта Шмидта легли в основу образов Юрия Живаго и Христа (из «Стихотворений Юрия Живаго»). Шмидт как сверхчеловек христианского подвига стал предтечей типологического ряда.
Первая русская революция, описанная Пастернаком в поэмах, характеризуется как: 1) объединяющее начало (единение судеб в истории), 2) проявление амбивалентной стихийной природы (образы моря, огня, цветовая символика и др.), 3) воплощение воли к творчеству (преобразование мира), 4) жертва – «Жанна д'Арк из сибирских колодниц, // Каторжанка в вождях…» («Девятьсот пятый год»). Революция как воплощение стихии, заряженной жизненной силой и энергией, находилась вне нравственных оценок. В 20-е годы революция отождествлялась поэтом со всепобеждающим временем – одной из сил бытия – а время было ценностно переживаемой стихией.
Акцент на бессмертии у позднего Пастернака поставил под сомнение правоту «социального», исторического времени и революции вместе с ним.
Теперь имманентное содержание бытийного времени составляет воля к бессмертию, которая является аксиологической доминантой личного и общего существования. Юрий Живаго осознает противостояние революции и жизни и уже не в силах оправдать революцию ни нравственно, ни социально, ни философски.
Четвертая глава диссертации «Воплощение философии жизни в романе «Доктор Живаго» представляет собой анализ романа Пастернака, в котором воплотились творческие, нравственные, историософские взгляды художника. Рассматривается идейный и художественный строй романа в его единстве и обусловленность этого единства ФЖ.
ФЖ создавала онтологическую картину мира вне божественного присутствия (в каноническом представлении), но во власти жизненного начала.
Пастернак на раннем этапе тоже выстраивал свое художественно-философское мировоззрение вне религиозного обоснования, но, следуя идее сверхчеловеческого как самопреодоления, он обращается к христианскому завету любви ко всему миру. Соединение философии жизни с христианством (не каноническим, а переосмысленным) выльется в самостоятельную историософскую концепцию романа «Доктор Живаго». Мы рассматриваем этот роман прежде всего как книгу о бессмертии. Формулировке концепции бессмертия посвящён первый параграф «Идея бессмертия в контексте реальной истории».
Пастернак утверждает телеологическое содержание истории и освящённость её заветами христианства. Но в христианском миропонимании он выделяет те моменты, которые наиболее близки его философии жизни: любовь (чувство), свободу духа и понимание жизни как жертвы. Испытание историей является «предпосылкой» бессмертия. Судьба всех героев романа предопределена тем, как они воспринимают ход истории. Образ героя времени в «Докторе Живаго» воплощается в двух ипостасях: как человека, обретающего духовную свободу через сопричастность общему потоку жизни (Живаго, Лара), и как человека, реализующего свою волю в преодолении-отрицании хода событий (Антипов-Стрельников, Комаровский и т.д.). В этой полярной системе свободы и насилия видится сама история и революция – событие, которому даётся именно нравственная переоценка.
История для Пастернака – трагедия испытания воли к бессмертию.
Конечно, бессмертие неразрывно связано с идеей жизни, а следовательно, с идеей всеединства, которое заключается во всеобщей связи людей, событий, времён: «Всё время одна и та же необъятно тождественная жизнь наполняет вселенную и ежечасно обновляется в неисчислимых сочетаниях и превращениях»1. Бессмертие открывается в здесь и сейчас конкретной жизни.
Но Пастернак выстраивает своё понимание бессмертия в ценностных, аксиологических координатах, а потому возникает двойственность в трактовке этого понятия. Есть «пассивное», несозидательное, онтологическое бессмертие:
человек бессмертен уже потому, что он принадлежит жизни, процессу круговорота существований. Но поэт актуализирует другой, деятельный образ – бессмертие как служение, жертвенность, активное проявление воли человека в соответствии с духовной перспективой жизни. Именно в этом представлении особую значимость приобретает история как концентрация личных устремлений к бессмертию духовного подвига.
Во втором параграфе «Стремление к свободе как содержание истории и личного существования» рассматривается антитеза истинной и ложной свободы. Данное концептуальное противопоставление объясняет, почему устремления к личной или всеобщей свободе приводят одних героев к уничтожению, а других – к бессмертию. Выбор насилия (Антипов Стрельников, Комаровский и др.) или подмена дела словом (Веденяпин) убирают с пути истории сильных и неординарных людей. Истинная свобода в представлении Пастернака тесно связана с понятием жертвенности. Жизнь как жертва и свободное избрание этого пути является условием плодотворного бессмертия. Важно не просто осознать свою причастность к жизни и её Пастернак Б. Л. Доктор Живаго // Б. Л. Пастернак Полн. собр. соч. : в 11 т. – М., 2004. – Т. 4. – С. 69.
бесконечному проявлению, но и собственной волей «усилить» этот момент, как сделали это лейтенант Шмидт, Юрий Живаго, а также Гамлет и Христос (из стихотворений к роману). Жертва озаряет светом бессмертия не только человека, идущего на этот шаг, но и других людей. Жертвенность обостряет осознание бессмертия, придавая жизни особый высокий смысл. Эта мысль заключена в «Стихотворениях Юрия Живаго», именно поэтому данному циклу, включенному в сам роман, уделяется особое внимание. Стихи делают роман Пастернака «вещим», так как возвещают о свободе существования во времени.
Третий параграф «Целостность книги как воплощение бессмертия» представляет собой анализ стихотворений Юрия Живаго в идейном, композиционном, тематическом сопоставлении с прозаической частью романа.
Структурно-художественное построение книги в целом отражает идею всеединства в философии жизни поэта: сочетание прозы и поэзии в романе, наслоение исторического времени, лирического времени, сюжетных линий, природных образов и т.д.
Весь цикл стихотворений олицетворяет процесс исполнения человеческого призвания и долга (Гамлета – перед отцом, Христа – перед человечеством, Живаго – перед творчеством и любовью). Это живая трагедия выбора жизненного пути, о чём заявлено уже в первом стихотворении «Гамлет».
Мысль эта проходит через весь цикл до вершины – «Гефсиманского сада».
Соотнесение Юрия Живаго в лице лирического героя его стихотворений с Гамлетом и Христом является доказательством композиционной целостности романа (стихов и прозы). Прозаический и стихотворный тексты вмещают жизнь главного героя, основные моменты жизни Христа (в евангельских стихах) и жизнь лирического героя стихотворений. Все эти сюжетные линии объединены «цикличностью» существования: смерть Живаго и продолжение жизни после смерти в его стихах;
страсти, распятие Христа и воскресение;
годичный цикл жизни лирического героя как образ возрождения жизни (весна – лето – осень – зима – новая весна). Так, идейно и композиционно утверждается целостность прозаической части романа и стихов к нему, сосуществующих по принципу дополнительности. Строение романа – воплощение идеи бессмертия как всеединства.
В четвертом параграфе «Синтез христианского сознания и философии жизни» рассматривается мировоззрение Пастернака с точки зрения соединения ФЖ и христианства. Поэт переосмысливает идеи христианства в свете ФЖ и превращает их в самобытную форму поэтического миропонимания. В отличие от христианских канонов, первосущностью, основой всего у Пастернака является не Бог, а Жизнь. Бог – это высшее проявление её воли, абсолютное воплощение её созидательных сил. Акцентируется ипостась Бога как Творца, но творение предстаёт не как космогония, а как ремесло, одухотворённый труд:
«Какое счастье работать на себя и семью с зари до зари, сооружать кров, возделывать землю в заботе о пропитании, создавать свой мир, подобно Робинзону, подражая Творцу в сотворении вселенной, вслед за родной матерью производя себя вновь и вновь на свет!»1 Такое понимание божественной сущности приближает Бога к человеку гораздо больше, нежели религия. Богу может быть соразмерен человек-художник, отдающий себя жизни и творчеству.
В отличие от религиозных представлений, духовность у Пастернака «витальна», то есть жизненна, а потому ощутима. Даже Преображение дано не абстрактно и умозрительно, а конкретно: «В такие минуты точно и он [Юрий Живаго. – Ю.Б.] пропускал сквозь себя эти столбы света. Точно дар живого духа потоком входил в его грудь, пересекал всё его существо и парой крыльев выходил из-под лопаток наружу»2. Духовное в понимании Пастернака тесно связано с телесным, физическим, которое не может быть греховным, поскольку это тоже жизнь в самых ощутимых для человека формах. Не познав их, невозможно подняться выше. Христианское чувство любви к ближнему окрашивается чувственным, порой даже эротическим, подтекстом (как в стихотворениях «Магдалина I» и «Магдалина II»). Для Пастернака (и его литературного героя) духовно-возвышенное и чувственно-телесное составляют единство, через которое и открывается мир. В философии жизни Пастернака нет понятия греха в христианском значении, нет праведников и грешников.
Поэтому и главный герой романа далёк от воплощённого идеала человека, живущего по христианским заповедям. Акцентируется человекобожеское, а не богочеловеческое начало.
В итоге главы отмечается, что мировосприятие Пастернака в позднем творчестве, как и ранее, исходит из понятия жизни, что доказывает преемственность его философско-художественных идей. Но эволюция мысли всё же произошла: концепция времени расслоилась на представления об искаженной социальной истории и её вневременном духовном подтексте;
идея жизни синтезировалась с христианским мировоззрением, преодолев его канонические установки. «Религия» поэта более приближена к человеку и существующей в переживаемый момент жизни. Бог для него становится идеалом Творца, созданным самой жизнью;
Христос – идеалом Человека, преданного жизненному выбору;
бессмертие – идеалом творческого приобщения ко всеобщему существованию.
Пастернак Б. Л. Доктор Живаго // Б. Л. Пастернак Полн. собр. соч. : в 11 т. – М., 2004. – Т. 4. – С. 276.
Там же. – С. 341.
В Заключении подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы, намечаются перспективы развития темы.
Философское мировоззрение Б. Пастернака, нашедшее выражение в его творчестве, характеризуется целостностью, хотя и претерпевало определённые изменения и трансформации в ходе своего развития. Цельность мировоззрения поэта основывается на следовании особому духовно-интеллектуальному переживанию-познанию, которое открывает поэту со-бытие мироздания, природы, истории и личности в перспективе творческого развития. Философия жизни Б. Пастернака – это формула системного единства его творчества, как во внутренней, идейной эволюции, так и в образно-текстовой преемственности.
Стержнем единства стала идея жизни, развивавшаяся в европейских концепциях ФЖ. Но философия жизни Б. Пастернака – самобытная, не заимствованная система, это поэтическое осознание витального начала.
Системный философский взгляд на действительность и особое внимание к осмыслению единой всеобщей жизни у Пастернака – следствие его «причастности» определённому культурно-историческому контексту. Принцип всеединства жизни, выявляющийся у Пастернака на всех уровнях:
онтологическом, гносеологическом, аксиологическом, историософском, творческом – позволяет также вписать его концепцию в типологический ряд русской философии всеединства. Это соотнесение основывается на аналогии, но не совпадении. Всеединство Пастернака – выражение философии «здешней» жизни в её напряжённом, экстатическом, а потому и трагическом бытийном переживании.
Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:
1. Брюханова, Ю. М. Концептуализация лирического субъекта в творчестве Б. Пастернака [Текст] / Ю. М. Брюханова // Вестн. Бурят.
гос. ун-та. Сер. Филология. – 2008. – Вып. 10. – С. 182–185.
2. Брюханова, Ю. М. Б. Пастернак и А. Шопенгауэр: проблема бессмертия в свете философии жизни [Текст] / Ю. М. Брюханова // Вестн. Иркутского гос. лингвист. ун-та. Сер. Филология. – 2008. – № 4.
– С. 61–65.
3. Брюханова, Ю. М. Роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» и стихотворения к роману. Вопрос целостности [Текст] / Ю. М. Брюханова // Вестн. Иркут.
ун-та. – 2006. – Спец. вып. : Материалы ежегодной научно-теоретич. конф.
молодых ученых. – С. 197–198.
4. Брюханова, Ю. М. Философско-поэтическое осмысление революции в поэме Б. Пастернака «Девятьсот пятый год» [Текст] / Ю. М. Брюханова // Три века русской литературы: актуальные аспекты изучения : межвуз. сб.
науч. тр. / под. ред. Ю. И. Минералова и О. Ю. Юрьевой. – М. ;
Иркутск, 2007. – Вып. 15. – С. 84–96.
5. Брюханова, Ю. М. Б. Пастернак и Ф. Ницше: концепция истории в свете философии жизни [Текст] / Ю. М. Брюханова // Литературоведение:
материалы XLVI Междунар. науч. конф. «Студент и научно-технический прогресс». Новосибирск, 26–30 апр. 2008 г. – Новосибирск, 2008. – С. 37– 39.
6. Брюханова, Ю. М. Философия жизни в книге Б. Пастернака «Сестра моя – жизнь. Лето 1917 года» [Текст] / Ю. М. Брюханова // Литера : вестн. фак.
филологии и журналистики Иркут. гос. ун-та. – 2008. – Вып. 3. – С. 26–34.
7. Брюханова, Ю. М. Метафора как модель мышления в начале и в конце XX века (Борис Пастернак и Александр Ерёменко) [Текст] / Ю. М. Брюханова // Современность в зеркале рефлексии: язык – культура – образование :
материалы Междунар. науч. конф., посвящ. 90-летию Иркут. гос. ун-та и фак. филологии и журналистики. Иркутск, 6–9 окт. 2008 г. – Иркутск, 2009.
– С. 469–478.
8. Брюханова, Ю. М. Б. Пастернак и А. Бергсон: точки притяжения и отталкивания [Текст] / Ю. М. Брюханова // Феномен творческой личности в культуре: Фатющенковские чтения : материалы III Междунар. конф.
Москва, 24–25 окт. 2008 г. – М., 2009. – С. 213–219.
9. Брюханова, Ю. М. Идеи Ф. Ницше и художественная философия Б. Пастернака [Текст] / Ю. М. Брюханова // Три века русской литературы:
актуальные аспекты изучения : межвуз. сб. науч. тр. / под ред.
Ю. И. Минералова, О. Ю. Юрьевой. – М. ;
Иркутск, 2009. – Вып. 21. – С. 150-163.
10. Brjuchanova, J. Die Lebensphilosophie Henri Bergsons in der Wahrnehmung Boris Pasternaks [Текст] / J. Brjuchanova // Junge Slavistik im Dialog: beitr. zur IV Slavistischen Studentenkonferenz. Deutschland, Kiel, 23.01.2009. – Hamburg, 2009. – S. 39–49.