авторефераты диссертаций БЕСПЛАТНАЯ  БИБЛИОТЕКА

АВТОРЕФЕРАТЫ КАНДИДАТСКИХ, ДОКТОРСКИХ ДИССЕРТАЦИЙ

<< ГЛАВНАЯ
АГРОИНЖЕНЕРИЯ
АСТРОНОМИЯ
БЕЗОПАСНОСТЬ
БИОЛОГИЯ
ЗЕМЛЯ
ИНФОРМАТИКА
ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
ИСТОРИЯ
КУЛЬТУРОЛОГИЯ
МАШИНОСТРОЕНИЕ
МЕДИЦИНА
МЕТАЛЛУРГИЯ
МЕХАНИКА
ПЕДАГОГИКА
ПОЛИТИКА
ПРИБОРОСТРОЕНИЕ
ПРОДОВОЛЬСТВИЕ
ПСИХОЛОГИЯ
РАДИОТЕХНИКА
СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО
СОЦИОЛОГИЯ
СТРОИТЕЛЬСТВО
ТЕХНИЧЕСКИЕ НАУКИ
ТРАНСПОРТ
ФАРМАЦЕВТИКА
ФИЗИКА
ФИЗИОЛОГИЯ
ФИЛОЛОГИЯ
ФИЛОСОФИЯ
ХИМИЯ
ЭКОНОМИКА
ЭЛЕКТРОТЕХНИКА
ЭНЕРГЕТИКА
ЮРИСПРУДЕНЦИЯ
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
РАЗНОЕ
КОНТАКТЫ

Астрологический Прогноз на год: карьера, финансы, личная жизнь


Pages:   || 2 |

Русский язык в восточном зарубежье (на материале русской речи в харбине)

-- [ Страница 1 ] --

На правах рукописи

ОГЛЕЗНЕВА Елена Александровна РУССКИЙ ЯЗЫК В ВОСТОЧНОМ ЗАРУБЕЖЬЕ (на материале русской речи в Харбине) Специальность 10.02.01 – Русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Томск 2009

Работа выполнена на кафедре русского языка ГОУ ВПО «Амурский государственный университет»

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Екатерина Вадимовна Иванцова доктор филологических наук, профессор Наталья Борисовна Лебедева доктор филологических наук, профессор Зоя Григорьевна Прошина

Ведущая организация: Институт русского языка РАН им. В. В. Виноградова (Москва)

Защита состоится 24 июня 2009 г. в часов на заседании диссертационного сове та Д 212. 267. 05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологи ческих наук при Томском государственном университете по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Томского государственно го университета

Автореферат разослан 2009 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Л. А. Захарова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертационное исследование посвящено русскому языку восточного зарубежья как одному из вариантов русского национального языка в ХХ в. и интереснейшему феномену его истории.

Начало ХХ в. знаменуется появлением большого количества русских диаспор за рубе жом, что было связано с изменением общественно-политической обстановки в России по сле Октябрьской революции 1917 г., когда жизнь довольно значительной части русских граждан на родине оказалась невозможной. Многие приняли решение покинуть Россию, полагая, что делают это лишь на непродолжительное время. Это событие – революция в России – определило различие в условиях существования и развитии русского языка в метрополии и эмиграции, поэтому можно говорить о двух разных его состояниях, которые возникли на различном историческом фоне, повлиявшем на направление и результат язы кового развития. Качественное состояние русского языка в зарубежье по сравнению с рус ским языком в метрополии специфично не только в связи с явлением эмиграции вообще, но и с местом эмиграции в частности. По этой причине оказывается важным, к какой вет ви – западной или восточной – принадлежит анализируемое языковое образование.

Русская послереволюционная эмиграция ХХ в. не оказалась, вопреки представлениям эмигрантов, временным явлением, а существовала на протяжении всего прошлого века и продолжает существовать в поколениях потомков по сей день, поэтому русский язык и языковая компетенция эмигрантов меняются из поколения в поколение, и эта динамика представляет интерес для анализа языковой эволюции вне метрополии в условиях ино язычного окружения.

В ХХ в. было несколько волн эмиграции из России, кроме послереволюционной волны, и каждая из них имела свои собственные причины и мотивы, что также обусловило каче ственное состояние русского языка у представителей той или иной волны эмиграции за рубежом. При всей значимости и полновесности экстралингвистических факторов, влияющих на развитие языка в эмиграции, безусловно значим и полновесен и собственно лингвистический фактор, «двигающий» языковую систему изнутри под влиянием внут ренних закономерностей развития языка и имеющий универсальный характер. Универ сальным можно считать независимый от ветви, волны и других социальных обстоятельств результат развития языка в эмиграции, качественно совпадающий с результатом развития того же языка в метрополии.

Проведенное исследование находится в русле современной лингвистики, характери зующейся антропоцентризмом, функциональностью, коммуникативностью, текстоцен тричностью.

В работе русский язык восточного зарубежья рассмотрен как реализация универсаль ных и вариативных принципов организации языковой структуры. При изучении данного варианта русского национального языка слово и текст выступали ключевыми понятиями, используемыми при анализе его устройства и функционирования.

Актуальность работы обусловлена необходимостью исследования всех форм сущест вования современного русского языка, возникновение которых было предопределено со циально и исторически.

В работе развиваются многие теоретические положения современной лингвистики в приложении к конкретному языковому материалу – русскому языку русскоязычной коло нии, существовавшей на компактной территории вне метрополии на протяжении более ста лет, и наполняется конкретным новым содержанием общелингвистическое представ ление о предопределенности языковых фактов социальными факторами.

Исследование речи русских эмигрантов в восточном зарубежье, репрезентирующей такую форму существования русского языка как язык зарубежья, позволило выявить язы ковую компетенцию ее носителей, реализующих систему русского языка в особых усло виях существования – вне метрополии в разноязычном социуме. Несмотря на интерес со временной лингвистики к двуязычию, данный аспект коммуникации, в особенности ка сающийся русско-китайского двуязычия, изучен недостаточно.

Современная лингвистика испытывает большой интерес к зонам межъязыковых взаи модействий и в плане отражения ими культурных контактов народов. Русский язык вос точного зарубежья является демонстрацией способов взаимодействия русского и китай ского языков, не исследованных ранее.



Введение в научный оборот нового речевого материала расширяет источниковедче скую базу для исследования русского национального языка во всем многообразии его форм.

Актуальность работы усиливает также то, что без сведений о языке русского восточ ного зарубежья и их научной интерпретации не будет полным и целостным представление о языке русской эмиграции, а также о русском восточном зарубежье и о русском зарубе жье в целом как историко-культурных явлениях.

Объектом нашего исследования является русский язык в восточном зарубежье в ХХ в. в его письменной и устной форме.

Предмет исследования – функционирование русского языка в восточном зарубежье на протяжении всей истории его существования, а также его эволюция под влиянием соб ственно лингвистических и социолингвистических факторов.

Цель настоящего исследования – описать состояние русского языка в восточном за рубежье на протяжении ХХ в., определить закономерности развития языковой системы вне метрополии и факторы, обусловливающие специфику русского языка восточной вет ви русской эмиграции. При этом главное внимание в работе уделено языку русского Хар бина, поскольку именно этот китайский город был центром русского восточного зарубе жья, именно в нем были сосредоточены духовные силы русских, что и определило его особый русский колорит и многообразие сфер функционирования русского языка там во время массового присутствия русских в Китае.

Достижение этой цели возможно путем решения следующих задач как социолингви стического, так и собственно лингвистического плана:

1) охарактеризовать волны и мотивы эмиграции русских на восток, в Китай, в начале ХХ в., а также тот историко-культурный фон, на котором происходило формирование и существование русскоговорящей колонии в Китае;

2) исследовать языковую ситуацию в многонациональном Харбине начала и середины ХХ в. с учетом ее типологических составляющих;

3) проанализировать эволюционные и консервативные тенденции в русском языке восточного зарубежья в начале и середине ХХ в. на примере разных типов дискурса, представленных в периодических изданиях восточного зарубежья;

4) выявить лексическое своеобразие языка периодики восточной ветви русского зару бежья в свете отражения в ней языковой картины мира русского эмигранта в восточном зарубежье;

5) изучить орфографический аспект периодики русского восточного зарубежья и осо бенности ее перехода на новую орфографию в сравнении с аналогичными явлениями в метрополии и западном зарубежье;

6) проанализировать состояние русского языка в восточном зарубежье в конце ХХ в.

на примере речи последних представителей русской диаспоры в Харбине и выявить кон сервативные и эволюционные тенденции в ней, а также типическое и специфическое в русском языке восточного зарубежья по сравнению с русским языком в западном зарубе жье и русским языком в метрополии в тот же период времени;

7) создать речевые портреты последних представителей русской диаспоры в восточ ном зарубежье, показательные в плане преломления в них языковой ситуации Харбина, характеризующейся языковой неоднородностью;

8) исследовать орфоэпическую норму русского языка в Харбине, традиционно опре деляемую как петербургская, и установить правомерность такого утверждения.

Работа выполнена в русле Московской школы функциональной социолингвистики, одним из основных постулатов которой является то, что «условия функционирования языка выступают как фактор, формирующий систему языка» [Земская 2004].

Русский язык зарубежья как особое явление был предметом научного описания отече ственных и зарубежных исследователей. Первые работы, в которых можно встретить опи сание фактов эмигрантской речи, были созданы самими эмигрантами в начале их эмиг рантского пути [Карцевский 1923;

Тэффи 1926;

С. и А. Волконские 1928 и некот. др.]. В этих работах был поставлен вопрос об утрате и сохранении русского языка в эмиграции и на родине.

Русский язык в эмиграции активно изучался зарубежными и отечественными исследо вателями, начиная с 90-х гг. ХХ в. Среди доступных зарубежных исследований, посвя щенных языку русской эмиграции, отметим работы Х. Пфайндля [1994, 1997], Д. Эндрю са [1997]. Х. Пфандль рассматривает проблему отношения русских эмигрантов к своему родному языку, к своей культуре, а также к осваиваемому ими языку и культуре и прихо дит к выводу, что «субъективное отношение эмигранта к своему и чужому языку имеет решающее значение для его культурно-языкового развития» [1994]. Д. Эндрюс исследовал язык «третьей волны» русских эмигрантов в США. Он разработывает различные подходы к изучению языка русских эмигрантов: лексикологический, фонологический, интонацион ный, социолингвистический, когнитивный [1994]. Опираясь на работы теоретиков в об ласти изучения языковых контактов У. Вайнрайха и Е. Хаугена, Д. Эндрюс развивает по ложения теории языковых контактов на конкретном материале – русской эмигрантской речи, функционирующей в условиях англоязычного окружения.

Впервые о языке русского зарубежья как «самостоятельном способе бытования рус ского языка, как отдельной сфере его существования, наряду с другими, достаточно авто номными его ипостасями в метрополии», заявил Ю.Н. Караулов [1991, 1992]. Он же ука зал на необозримость и сложность темы, объяснив это жанрово-стилевым и функцио нальным разнообразием русского языка зарубежья, историческим и социально психологическим своеобразием разных «волн» эмиграции, территориальным варьирова нием в зависимости от того или иного инонационального окружения. В качестве мате риала для наблюдения над языком русского зарубежья Ю.Н. Караулов использовал худо жественную прозу и книжную публицистику ХХ в.

Исследование русского языка в эмиграции по материалам письменного эмигрантского наследия двух поколений первой волны русской эмиграции на Запад было осуществлено Л.М. Грановской [1995]. Язык русской эмиграции Л.М. Грановская рассматривает как особую подсистему русского литературного языка ХХ века на основании обладания им рядом важных отличительных признаков: семантических, стилистических, фразеологиче ских, композиционно-тематических. Л.М. Грановская отметила основные тенденции в языке русской эмиграции на Запад: с одной стороны, это тенденция к консервации, кото рая особенно очевидна при сравнении эмигрантского языка с языком метрополии в один и тот же отрезок времени;

с другой, – это тенденция к изменению родного языка под влия нием иной языковой среды.

Грамматический подход характеризует исследования М.Я. Гловинской [2001], кото рая на материале письменных источников первого поколения эмигрантов разных волн вы являет общее и различное в языке метрополии и западной эмиграции и обнаруживает «слабые» и устойчивые участки системы русского языка, что позволяет сделать теорети ческие выводы, касающиеся общих тенденций языкового развития.

В ряде статей А.В. Зеленина анализируются лексические, словообразовательные, гра фико-орфографические особенности русской эмигрантской прессы в западном зарубежье (1919-1939 гг.) в сравнении с аналогичными процессами в русском языке того же периода [2007, 2008].

Устная русская речь эмигрантов на Запад получила освещение в работах Е.А. Зем ской [1995, 1998, 2000, 2001, 2002, 2008], Н.И. Голубевой-Монаткиной [1993, 1994, 1995, 2001, 2004], Е.В. Красильниковой [2001], Е.Ю. Протасовой [1996, 2004, 2006], А.В. Пав ловой [1999], М.А. Осиповой [2002, 2003] и некот. др. Широтой и разноаспектностью ха рактеризуются исследования устной русской речи в западной эмиграции, выполненные Е.А. Земской, которая изучала речь русских эмигрантов разных волн и поколений в обу словленности историческими, социальными, культурными, индивидуальными факторами, от которых зависит ее сохранность. Автором создана серия речевых портретов русских эмигрантов на Запад, показывающих фонетические, грамматические, словообразователь ные, лексические особенности их речи. Они позволяют более наглядно представить, какие именно условия жизни и индивидуальные особенности влияют на речь и речевое поведе ние человека. Лексические и грамматические особенности разговорной русской речи эмигрантов на Запад были проанализированы в ряде работ Н.И. Голубевой-Монаткиной [1993, 1994, 1995, 2001], ею же подготовлены к опубликованию с лингвистическим ком ментарием записи русской эмигрантской речи [2004].

В фокусе внимания исследователей также находилась не литературная форма русского национального языка, а диалектная по своей природе речь представителей конфессио нальных сообществ – старообрядцев, молокан, оказавшихся в эмиграции [Касаткин, Ка саткина 2000;

Никитина 2001]. Главным фактором сохранения этой речи является необ ходимость сохранения в эмиграции религиозного сообщества.

Язык русского восточного зарубежья до настоящего времени остается «белым пят ном» в лингвистических исследованиях, хотя имеются отдельные публикации на эту тему (см. работы автора, а также работы Л.М. Шипановской – о языке художественных произ ведений русского восточного зарубежья, Г.М. Старыгиной – о речи последних русских харбинцев, Н. В. Райан – о сохранении и утрате языка на примере русской диаспоры в Китае, а затем в Австралии, А.Н. Анцыповой – о русской письменной речи эмигрантов из Китая в Австралию).

В своей работе мы опираемся на исследования русского языка в зарубежье, осуществ ленные Е.А. Земской, М.Я. Гловинской, Л.М. Грановской, Е.В. Красильниковой на мате риале устной и письменной речи представителей западной ветви русской эмиграции;

учи тываются концепции, представленные в работах Ю.Н. Караулова, Н.И. Голубевой Монаткиной, С.Е. Никитиной. В сопоставительном плане большой интерес представили работы Т.М. Григорьевой, А.В. Зеленина, Е.Ю. Протасовой, М.А. Осиповой.

Изучение русского языка в восточном зарубежье как самостоятельной формы сущест вования языка потребовало обращения к разным разделам языкознания и системам их по нятий для проведения многоаспектного описания изучаемого объекта: социолингвистике (работы Е.Д. Поливанова, А.М. Селищева, В. В. Виноградова, В.М. Жирмунского, В.А.

Аврорина, А.Д. Швейцера, В.Д. Бондалетова, В.А. Виноградова, М.В. Панова, Л.П. Кры сина, В.И. Беликова, З.Г. Прошиной, Н.Б. Мечковской), креолистике и контактологии (работы У. Вайнрайха, В.И. Беликова, М.В. Дьячкова, Д. Штерна, З.Г. Прошиной), срав нительной типологии (работы В.М. Солнцева, Н.А. Спешнева, В.А. Курдюмова), лингво персонологии (работы М.В. Панова, Е.А. Земской, Ю.Н. Караулова, М.В. Китайгородской, Н.Н. Розановой, Е.В. Иванцовой, Е.А. Нефедовой), лингвистике дискурса (работы Н.Д.

Арутюновой, В.З. Демьянкова, Ю.С. Степанова, В.И. Красика, И.В. Силантьева, З.И. Ре зановой), языковой семантике (работы А. Вежбицкой, Н.Д. Арутюновой, Е.М. Вольф, Ю.С. Степанова, А.Д. Шмелева, Анны А. Зализняк, И.Б. Левонтиной, З.И. Резановой).

Исследование русского языка в восточном зарубежье потребовало изучения работ по истории русской эмиграции, а особенно по истории восточной ветви русской эмиграции.

Большое значение для формирования исторической концепции русского восточного зару бежья имели труды Н.Е. Абловой, Н.Н. Аблажей, Н.А. Василенко, Диао Шаохуа, Н.П.

Крадина, В. Ф. Печерица, Е.П. Таскиной, А.А. Хисамутдинова и др., а также многочис ленные мемуарные источники.

Источниками для изучения языка русского восточного зарубежья стали как устные, так и письменные материалы, фиксирующие факт существования данного языкового ва рианта. Устные источники представлены записями речи последних представителей рус ской диаспоры в Харбине, выполненными автором диссертационного исследования в – 2002, 2006, 2008 гг., общей продолжительностью более 45 часов звучания и объемом бо лее 800 страниц расшифрованного и распечатанного текста. Среди письменных источни ков – периодические и справочные издания русской восточной эмиграции начала и сере дины ХХ в., выходившие главным образом в Харбине («Новости жизни», «Рубеж», «Луч Азии», «Русское слово», «Русский голос», «Вестник Маньчжурии», «Маньчжурия», «Свет», «Сибирская жизнь», «Хлеб небесный»;

«Весь Харбин на 1923 г.», «Коммерческий указатель Великого Харбина 1933 г.» и др.), художественные и мемуарные произведения русских эмигрантов в Китае (А. Несмелова, В. Логинова, Б. Дальнего, Л. Хаиндровой, Л.

Дземешкевич, И.И. и А.Н. Серебренниковых, О. Лайиль-Ильиной, Н.И. Ильиной и др., письма и рукописные воспоминания бывших русских харбинцев Т.И. Золотаревой (Сид ней, Австралия), В.С. Стаценко (Сидней, Австралия), Т.В. Жилевич (Мельбурн, Австра лия), Т.Н. Малеевской (Брисбен, Австралия), Т.Н. Федоровой (Харбин, Китай), Н. Бродя ного (Филадельфия, США) и некот. др. Столь широкий круг привлеченных источников продемонстрировал цельность, недискретность харбинского речевого континуума.

Научная новизна результатов проведенного исследования обусловлена выбором объ екта исследования, материалами, на базе которых осуществлено исследование, и его ос новными научными результатами:

1) впервые русский язык зарубежья на примере русского языка его восточной ветви рассмотрен как особая форма существования современного русского языка наряду с тер риториальными и социальными диалектами, просторечием, жаргоном и литературным языком;

2) русский язык в восточном зарубежье получил целостное лингвистическое и социо лингвистическое описание на материале письменных и устных источников восточной эмиграции ХХ в.;

3) исследованы общие и частные функции русского языка в восточном зарубежье, их значимость для сохранения языка родины;

4) выявлено историко-культурное наполнение публицистического дискурса, нашед шего реализацию в различных жанрах периодики русского восточного зарубежья первой половины и середины ХХ в. и передающего исторический и духовный опыт русских в восточном зарубежье;

5) выявлены типы языкового существования в условиях многонационального и мно гоязычного социума, демонстрирующие различный уровень языковой компетенции у представителей русской восточной эмиграции;

6) показаны типы билингвальных личностей, существование которых предопределено сложившейся в Харбине языковой ситуацией;

7) созданы речевые портреты последних представителей русской восточной эмигра ции (конец ХХ в.), показывающие индивидуальные и типические особенности их речи в обусловленности социальными и собственно лингвистическими факторами, а также ее историко-культурное наполнение;





8) представлен опыт лексико-семантического описания «собственно харбинской» лек сики, функционировавшей в языке русского восточного зарубежья на протяжении всего периода его существования в аспекте отражения этой лексикой фрагмента языковой кар тины мира (в том числе ценностной) в речи русских эмигрантов в восточном зарубежье;

9) исследована орфографическая норма русского языка в восточном зарубежье и пока зана идеологическая подоплека применения новых правил правописания в периодических изданиях восточной ветви эмиграции, а также изучены вариативные участки русской ор фографии в восточном зарубежье в сопоставлении с аналогичными участками в метропо лии и западном зарубежье;

10) исследованы особенности орфоэпической нормы, бытовавшей в Харбине в ХХ в., и ее динамика;

11) выявлены факторы более высокой степени сохранности русского языка в несколь ких поколениях эмигрантов в восточном зарубежье по сравнению с западным зарубежьем;

12) описана языковая ситуация с участием русского языка в Харбине в ХХ в. с точки зрения ее типологических составляющих;

13) проанализированы различные формы языкового контакта в восточном зарубежье, такие как русско-китайский пиджин и интерферированная русская речь потомков от сме шанных браков русских и китайцев с точки зрения их языковых свойств и особенностей функционирования.

Методы исследования. Цель исследования достигается при помощи различных ме тодов, направленных на решение конкретных задач. Основные методы анализа, нашедшие применение в работе, следующие:

1) метод полевого исследования в сочетании с методом включенного наблюдения;

2) метод научного описания, в рамках которого применялись общенаучные приемы непосредственного наблюдения, систематизации, интерпретации, сравнения, доказатель ства, обобщения, количественных подсчетов;

3) метод социолингвистического анализа, предполагающий выявление корреляцион ных отношений между языковым явлением и социальными параметрами;

4) метод дискурсивного анализа, позволяющий рассматривать речь как способ интер претации мира и как явление, обусловленное и языковыми, и внеязыковыми факторами, а также для реконструкции картины мира русского эмигранта и истории восточной эмигра ции на основе фактов языка и речи;

5) метод речевого портретирования для выявления типических и специфических осо бенностей речи последних представителей русской диаспоры в Харбине;

6) сравнительно-типологический метод при анализе явления интерференции в русской речи под влиянием китайского языка, а также при анализе контактного языка, функциони ровавшего в восточном зарубежье – русско-китайского пиджина.

Теоретическая значимость работы. Выполненное исследование имеет значение для теории эволюции языка: в нем анализируется изменение языка вне метрополии (и по ряду параметров ускоренное изменение) в обусловленности экстралингвистическими и собст венно лингвистическими факторами.

Полученные данные являются вкладом в теорию социолингвистики, поскольку харак теризуют социальную дифференциацию русского языка и, в частности, его социальное варьирование в замкнутом, изолированном от метрополии коллективе носителей языка, а также неординарную языковую ситуацию в русском восточном зарубежье, представляю щую собой случай взаимодействия языков разной демографической и коммуникативной мощности, функционально неравнозначных и структурно-генетически различных.

Для общей теории функционализма получены сведения об условиях актуализации эт нической функции языка, не входящей в число основных языковых функций.

Выявление кодов, с помощью которых происходило общение в неоднородной языко вой среде в Харбине – центре русского восточного зарубежья значимо для теории рече вой коммуникации. Обнаруженные особенности взаимодействия языковых систем двух типологически различных языков – русского и китайского – являются вкладом в теорию интерференции.

Проведенное исследование вносит свою лепту в лингвистическую персонологию созда нием серии речевых портретов, в том числе билингвальных личностей, порожденных осо бой языковой ситуацией Харбина в ХХ в. Созданная галерея речевых портретов демонст рирует возможные типы языкового существования в разноязычном социуме вне метропо лии, предопределенные психологически и социально. В работе показана зависимость ти пов языкового существования личности от условий социальной и языковой среды. Иссле дование доказывает корреляцию языкового явления и социального фактора, его обуслов ливающего.

Описание реализованных в восточном зарубежье вариантов развития орфоэпической и орфографической нормы в обусловленности собственно языковыми и внеязыковыми фак торами пополняет фактическую базу теории и истории русского литературного языка.

Полученные и научно интерпретированные в диссертационном исследовании материа лы имеют особое лингвокультурное и общегуманитарное значение. Корпус устных и письменных текстов русского восточного зарубежья, проанализированный в работе, явля ется бесценным источником для изучения русской истории, русского самосознания, рус ской культуры, запечатленных в слове.

Практическая значимость и рекомендации по использованию работы. Результаты проведенного исследования найдут применение в практике преподавания лингвистиче ских и многих смежных с лингвистикой дисциплин: истории, этнопсихологии, религиове дения, этнографии, этнологии, социологии и др., связанных с изучением национального характера, национального самосознания и межэтнического взаимодействия.

Разработанные в диссертации положения могут являться составляющими частями лин гвистических курсов «Общее языкознание», «Социолингвистика», «История русского ли тературного языка», «Лингвокультурология», а также спецкурсов и спецсеминаров по проблемам социально обусловленного существования языка и его эволюции, креолистики и контактологии и некот. др.

Предпринятые методики анализа русского языка, существовавшего в условиях русско китайского языкового контакта в Харбине и других центрах русского восточного зарубе жья, могут быть использованы и при рассмотрении русского языка, функционировавшего в ХХ в. в иных социокультурных обстоятельствах и имевшего свою историческую и язы ковую перспективу: речь идет о языке русских, оказавшихся на периферии Китая – на приграничных с Россией территориях, а также о региональных формах языка – региолек тах.

Прикладное значение результаты работы имеют также при обучении русскому языку иностранцев, в частности, китайцев, для предупреждения ошибок в их русской речи. В ходе исследования нами были определены «участки» сильной интерференции на разных уровнях языковой системы в русской речи билингвов – потомков от смешанных браков русских с китайцами. Именно эти «участки» требуют особого внимания при обучении ки тайцев русскому языку.

Данные, полученные в ходе исследования, имеют значение для лексикографии, по скольку способствуют созданию полного представления о семантическом наполнении той или иной лексической единицы русского языка, выявленном при анализе ее функцио нирования в одном из вариантов русского национального языка – в языке русского вос точного зарубежья, и отражению новой информации в дефинициях полных толковых сло варей русского национального языка. Кроме того, свод специфичных в употреблении лек сических единиц, характерных для речи представителей восточной эмиграции и условно обозначенных нами как «собственно харбинская лексика», может стать предметом само стоятельного лексикографического описания, имеющего не только собственно лингвисти ческое, но и историко-культурное значение.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Язык русского зарубежья является одной из форм существования современного рус ского национального языка.

2. Языковая ситуация в первой половине ХХ в. в центре русской восточной эмиграции – Харбине – характеризовалась коммуникативным преобладанием русского языка, не являющегося государственным и титульным, на территории с демографическим пре обладанием китайского языка – государственного и титульного.

3. В условиях существования в зарубежной диаспоре, вне метрополии, одна из частных функций языка – этническая – может входить в число основных, наряду с коммуника тивной, когнитивной и эмоционально-экспрессивной функциями, и способствовать сохранению этноса со всеми свойственными ему атрибутами: языком, духовной и ма териальной культурой, религией.

4. Высокая степень сохранности русского языка в восточном зарубежье является следст вием наличия среды родного языка, подобной естественной, в которую оказались включены носители разных форм русского языка – и носители литературной разно видности, и носители просторечия, и диалектоносители.

5. В русском языке восточного зарубежья происходило естественное развитие его систе мы, автономное от развития русского языка метрополии. Векторы развития были раз нонаправленными на лексическом уровне системы, наиболее подвижном, подвержен ном идеологизации и служащем для номинации реалий и оценок текущего момента, и однонаправлеными на фонетическом и грамматическом уровнях, отвлеченных от субъективных факторов и движимых в своем развитии изнутри системы (напр., стрем ление к аналитизму), наблюдаемое как в языке метрополии, так и в языке зарубежья).

6. Неординарная языковая ситуация Харбина и высокий статус русского языка там пре допределили возникновение особых типов билингвальных языковых личностей.

7. Естественное для существования языка вне метрополии нарушение норм в русском языке восточного зарубежья (в речи харбинцев) происходило на одно-два поколения позже, чем в русском языке западного зарубежья, и уже после реэмиграции из Китая (в речи русских австралийцев и американцев – бывших харбинцев). Китайский язык как типологически иной по своим структурным и генетическим свойствам не разру шал систему русского языка в речи харбинцев, поддерживаемую широкой сферой ис пользования русского языка в Харбине и наличием там речевого эталона.

Апробация работы. Результаты исследования были апробированы на конференциях различного уровня и семинарах: на международных научных конференциях «Восточная Азия – Санкт-Петербург – Европа: межцивилизационные контакты и перспективы эконо мического сотрудничества» (СПб, СПбГУ, 2000);

«Исторический опыт освоения Дальнего Востока» (Благовещенск, АмГУ, 2001);

«Россия и Китай на дальневосточных рубежах» (Благовещенск, АмГУ, 2001, 2002, 2003);

«Язык и культура» (Москва, 2001, 2003);

«Толе рантность, сотрудничество и безопасность в Азиатско-Тихоокеанском регионе» (Владиво сток, ДВГУ, 2002), «Фонетика сегодня: актуальные проблемы и университетское образо вание» (Москва – Звенигород, Институт русского языка им. В.В.Виноградова, 2003);

«Ак туальные проблемы русистики (Томск, ТГУ, 2003);

на областном научно-методическом семинаре «Региональный компонент в преподавании русского языка и литературы» (Бла говещенск, АмГУ, 2003);

на лингвистическом семинаре кафедры русской филологии Амурского государственного университета (2004, 2005);

на I, II, III и IV Кирилло Мефодиевских чтениях (Благовещенск, АмГУ, 2006, 2007, 2008, 2009), на региональной научно-практической конференции «Амурская область: история и современность», по священной 150-летию подписания Айгунского договора и возвращения Приамурья в со став России (Благовещенск, Амурский областной краеведческий музей, 2008);

на IV ре гиональном научно-исследовательском семинаре, посвященном памяти Л.В. Бондарко «Актуальные проблемы фонетики» кафедры иностранных языков № 1 АмГУ (2008).

Основные положения диссертации отражены в 40 публикациях автора, в том числе статей опубликовано в Ведущих журналах и изданиях, рекомендованных Высшей атте стационной комиссией, 1 статья – в зарубежном издании. Автором написаны 2 моногра фии.

Материалы исследования применялись в разработанном автором диссертации и прочи танном для студентов филологического факультета Амурского госуниверситета спецкурсе «Язык русского зарубежья» (2006) и в работе со студентами на спецсеминарах «Русский язык зарубежья: восточная ветвь» (2002-2005), «Русский речевой портрет» (2005-2007).

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из Введения, 3 глав, Заключе ния, Списка использованной литературы и 7 приложений. Иллюстративный материал включает 12 таблиц.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, раскрывается его актуаль ность и научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность, определя ются предмет и объект исследования, его цель и задачи.

Логика исследования построена по принципу «от общего к частному»: от научного описания историко-культурного фона, на котором существовал русский язык в восточном зарубежье, и теснейшим образом связанных с ним социолингвистических характеристик рассматриваемого варианта русского национального языка, – к анализу речевого конти нуума русского восточного зарубежья в хронологической последовательности: в начале и середине ХХ в. (по материалам письменных источников – периодической печати, город ской справочной литературы, художественных произведений литераторов Харбина) и в конце ХХ в. (по материалам записей устной речи последних представителей русской ди аспоры в Харбине, а также их писем и рукописных воспоминаний).

В первой главе «Русский язык в восточном зарубежье: социолингвистический аспект» язык зарубежья рассмотрен как одна из форм существования языка, чему дано теоретическое обоснование (п. 1. 1).

Один из основоположников отечественной социолингвистики Е.Д. Поливанов среди ее проблем в числе первых называл определение языка как социально-исторического факта, описание языков и диалектов с социологической точки зрения и изучение причин ных связей между социально-экономическими и языковыми явлениями [Поливанов 1968]. Языковое воплощение конкретные социально-исторические факты получают в различных формах существования языка. Понятие «формы существования языка» при надлежит к числу центральных понятий социолингвистики, которое отражает социальную дифференциацию языка, находящуюся в фокусе данного раздела языкознания [Жирмун ский 1968;

1969;

Швейцер 1976;

Крысин 2003].

Существуют мнения о том, что современный русский язык репрезентируется большим количеством форм, чем обычно принято выделять, в частности, язык русской эмиграции может рассматриваться как отдельная языковая форма [Караулов 1991]. Достаточным ос нованием для отнесения языка русского зарубежья к числу форм существования нацио нального языка является ряд его признаков: 1) язык русской эмиграции имеет свой собст венный состав носителей: это эмигранты из России и их потомки, в разной степени вла деющие русским языком;

2) русский язык в зарубежье имеет закрепленность за опреде ленными условиями коммуникации: в нашем случае это (а) ситуативная закрепленность, когда родной русский язык используется в ситуациях естественного, неофициального устного общения в домашнем кругу или с членами русской диаспоры, (б) публичное об щение через печатное слово в эмигрантской периодике, а также в художественной и ме муарной литературе;

3) русский язык в зарубежье характеризуется набором функций, включающим как общие, так и частные, в том числе связанные с необходимостью этниче ского самосохранения и потому обладающие особой актуальностью в условиях эмигра ции;

4) русский язык зарубежья функционирует в территориальном отрыве или террито риальном отделении от метрополии. Этот отрыв может усугублялся изоляцией от метро полии, невозможностью поддерживать связь с родиной и идеологическим барьером, что выступает мощным консервативным фактором для языка в эмиграции. Территориальный отрыв русских эмигрантов от метрополии означал и необходимость контактирования с другими языками, неизбежно влияющими на русский язык в эмиграции;

5) язык русской эмиграции обладает своей языковой спецификой, обусловленной собственно лингвистиче скими и социолингвистическими факторами. Примеры анализа эмигрантской речи, обна руживающие ее специфичность на разных уровнях системы: фонетическом, морфологи ческом, синтаксическом, лексическом, присутствуют в научной литературе последнего десятилетия [см.: Земская 2001;

Гловинская 2001;

Голубева-Монаткина 2001 и др.].

Язык зарубежья как форма существования русского языка сложилась исторически. Ее возникновение в ХХ в. обусловлено важными историческими событиями.

Следует различать две ветви эмиграции из России в ХХ в. – западную и восточ ную, каждая из которых имела волнообразный характер (п. 1. 2). Восточный вектор эмиг рации был направлен в страны Тихоокеанского региона, прежде всего в Китай, где форпо стами эмиграции являлись Харбин, Шанхай, Тяньцзинь. Эмиграция на Восток была до вольно многочисленной: так, в 20-е гг. численность русских в Китае достигала, по данным разных источников, от 200 до 400 тыс. человек. Восточная эмиграция русских находи лась в общем историко-культурном контексте российской эмиграции, однако обладала рядом специфических черт, определяющих ее своеобразие.

Волны восточной эмиграции не имели абсолютного тождества с волнами западной эмиграции. Первая крупная переселенческая волна на Восток – это отъезд русских в Ки тай на строительство КВЖД (1898 г.-1917 гг.) и образование в связи с этим русской коло нии, неоднородной по своему социальному составу (инженеры-строители и члены их се мей, обслуживающий дорогу и ее инфраструктуру персонал, казаки, отставные нижние чины, а также свободные переселенцы из России: представители торгово-промышленного класса, мелкие ремесленники и пр.). К 1917 г. в Китае русскоязычная колония насчитыва ла более 50 тыс. чел. (соответственно, в Харбине – более 40 тыс.). Октябрьская революция привела к тому, что они стали вынужденными эмигрантами.

Вторая волна восточной эмиграции связана непосредственно с изменением политиче ской власти в России, и ее, как и первую волну эмиграции на запад, можно назвать после революционной (с конца 1917 г. по 1924 г.). Послереволюционная волна эмиграции на восток имела отличия от западной. Во-первых, среди беженцев на восток были не только представители привилегированных слоев российского общества, интеллигенты, а также в большом количестве – солдаты белой армии, рабочие, крестьяне и казаки (68, 7% от обще го числа). Беженцы этой волны в период с 1918 по1923 гг. значительно увеличили чис ленность русскоязычной колонии в Китае (от 200-250 до 400-500 тыс. чел.). Во-вторых, принципиальное отличие послереволюционной волны эмиграции на запад и на восток со стояло в том, что в западном варианте русские эмигранты оказывались на чужбине в пол ном смысле слова, а в восточном – русские беженцы попадали на чужую, но обустроен ную соотечественниками территорию, как в российскую провинцию, которой не косну лись бури революции, и находили там русский город с привычным патриархальным укла дом, что обусловливало иное положение и мироощущение русской восточной эмиграции.

Третья волна восточной эмиграции относится к середине 20-х–30-е гг.: на китайскую территорию из приграничных районов переходили отдельные советские граждане и се мьи, недовольные проводимой коллективизацией. По этой же причине в 20-30-е гг. ХХ в.

в Маньчжурию эмигрировала и значительная группа старообрядцев из Приамурья и При морья, часть которых впоследствии поселилась в Харбине, а другая часть образовала не далеко от него несколько старообрядческих сел. Необходимо особо отметить район так называемого Трехречья, куда с начала 20-х гг. отмечается большой приток русских и где к середине 20-х гг. было уже 19, а по другим данным – более 20 русских поселений. Бежен цами в Трехречье в основном были забайкальские казаки, покинувшие свои родные ста ницы. В 1930 г. русская колония в Китае насчитывала около 180 тыс. эмигрантов и совет ских граждан. К середине ХХ в. (к 1945 г.) пополнение русскоязычной колонии в Китае прекратилось, ее общая численность составляла от 72 до 81 тыс. человек.

Восточной русской эмиграции исторически были предопределены два пути: репат риация и реэмиграция. Осуществлялось движение русских эмигрантских потоков и внутри Китая до окончательного исхода из страны. Количественный состав русских в Китае в первой половине и середине ХХ в., их перемещения внутри страны являлись факторами, определяющими качество языковой ситуации, связанной с русским присутствием в этом регионе.

Центром русского восточного зарубежья был город Харбин (п. 1. 3). Именно его можно рассматривать как средоточие и выражение сути русской жизни в восточной эмиг рации. Русские не только построили город в Китае, но и создали уникальную культурную среду — по образу и подобию той, что была на родине.

Харбин был многонациональным городом, но общий тон здесь задавала русская куль тура: русская архитектура, русская микротопонимика, русское кино и театры, русские га зеты и журналы, русские учебные заведения, русские магазины и т.д. По своему облику и жизнеустройству Харбин напоминал дореволюционный провинциальный русский город, о чем сохранились многочисленные свидетельства современников.

Харбин был городом, в котором значительная часть населения говорила по-русски.

Положение русского языка в Харбине на протяжении ХХ в. менялось. Это было напрямую связано с численностью русскоязычного населения и его положением. Можно выделить два качественно различающихся периода: первый – с начала ХХ в. – с момента возникно вения русского Харбина – до 50-х гг., а именно до массовой репатриации и реэмиграции из Харбина;

второй период – с 50-х гг. и до конца ХХ в. – фактически до конца русской восточной эмиграции, когда не стало последних представителей русской диаспоры в Харбине.

В первой половине ХХ в. русский язык в Харбине выполнял многообразные социаль ные функции, являясь средством официального и неофициального общения русских хар бинцев. Как отмечал А.Д. Швейцер, «объем функций определяется использованием дан ной социально-коммуникативной системы в различных сферах человеческой деятельно сти» [Швейцер 1976]. Количеством сфер общения, в которых может использоваться язык, устанавливается его социальная роль в условиях двуязычия [Мечковская 2001]. Укажем на основные сферы использования русского языка в Харбине, которые в условиях сущест вования в многонациональном Харбине и многочисленны, и многообразны:

1. Русский язык – это язык хозяйственно-производственных отношений, развитых в Харбине первой половины ХХ в. и передовых в сравнении с производственными отноше ниями, сложившимися в то время в Китае.

2. Русский язык – это язык обширной русской периодики, издававшейся в Харбине, начиная с 1899 г. Среди харбинских периодических изданий на русском языке были газе ты и журналы разной направленности: общественно-политические, беспартийные, литера турно-художественные, религиозные, научные, детские, женские и др.

3. Русский язык – язык книжного дела в Харбине: на русском языке в русских типо графиях Харбина издавались учебники, детские книги, художественная и научная литера тура.

4. Русский язык – это язык устного делового общения и деловой переписки в русском Харбине со строгим следованием установленным формам документов.

5. Русский язык – язык сферы услуг: на нем осуществлялась торговля в магазинах русских предпринимателей, оказывались бытовые, транспортные, медицинские, юридиче ские услуги. На русском языке до массового исхода русских из Харбина совершались поч товые отправления.

6. Русский язык – это язык документации о статусе частного лица – гражданина Рос сии: свидетельства о рождении, браке, послужные списки составлялись по правилам доре волюционного русского документоведения:

7. Русский язык – это язык образования в Харбине: на русском языке велось обучение в русских начальных, средних и высших учебных заведениях, коммерческих училищах, гимназиях, железнодорожных училищах и школах. Русские эмигрантские и советские школы посещали не только русские, но и китайцы, которых в русском образовании привлекала перспектива получить высшее образование в Харбине.

8. Культурная жизнь русского Харбина – литературная, театральная, музыкальная – была чрезвычайно насыщенной для некрупного провинциального города. Приток творче ской интеллигенции, особенно в период послереволюционной эмиграции из России в Ки тай, способствовал развитию русской культурной жизни Харбина.

9. Русская культура и русское слово становились доступными для русских эмигран тов через библиотечные фонды многочисленных русских библиотек Харбина.

10. Русская речь звучала и в радиоэфире Харбина: с 1909 г. работала Харбинская ра диостанция, построенная российским военным ведомством, в программе которой были новости и литературно-музыкальные передачи на русском языке.

11. Харбин – город с русским топонимическим пространством на протяжении всего времени пребывания там русской колонии: так, названия 285 харбинских улиц в1923 г.

были типично русскими, образованными по продуктивным топонимическим моделям рус ского языка. Многие названия станций Китайско-Восточной железной дороги (60 из 184) также были русскими. Русские названия улиц, магазинов, кинотеатров, гостиниц Харбина также выступали элементом его пространственной организации.

12. Русский язык – это язык религиозного культа в православном Харбине, язык кон фессиональный. Православная вера для русских харбинцев при отсутствии государствен ности в послереволюционное время выступала организующим началом эмигрантской жизни и нравственным ориентиром в эмиграции. В Харбине действовало 22 православных храма, соблюдался церковный календарь. Богослужение в храмах проходило на церковно славянском языке, но ряд жанров религиозного дискурса (проповедь, исповедь) и неофи циальное церковное общение осуществлялись на русском языке. Также на русском языке выходила в Харбине церковная литература, периодические православные издания. Кроме того, осуществлялся на русском языке.

13. Главной сферой использования русского языка в Харбине была бытовая сфера – сфера семейного и другого неофициального общения с представителями своей этнической общности.

Таким образом, в центре русской восточной эмиграции – Харбине – в первой поло вине и середине ХХ в. устройство жизни и быта соответствовало русским традиционным и православным канонам, а русский язык использовался во всех сферах коммуникации.

несмотря на существование в чужой стране и при численном преобладании населения этой страны.

Свой язык и культуру поддерживали и другие национальные группы многонациональ ного Харбина (украинцы, поляки, грузины, евреи…), но доминирующей культурой по со вокупности и масштабу фактов следует считать русскую.

Во второй половине ХХ в., до массовой реэмиграции и репатриации большей части русскоязычного населения из Харбина и из Китая, статус русского языка оставался высо ким, а сферы его использования многообразны.

В 1952 г. после подписания коммюнике о безвозмездной передаче Китайско Восточной железной дороги правительству Китайской народной республики железная до рога, являвшаяся первопричиной русского массового присутствия в Китае в первой поло вине ХХ в., перестала иметь к проживающим в Китае русским какое-либо отношение.

Последовавший за этими событиями массовый исход русских из Китая в 50-е и начале 60 х гг. означал по сути конец русской восточной эмиграции. Таким образом, тенденция к угасанию социальной значимости русского языка в Харбине во второй половине ХХ в.

напрямую связана с факторами экстралингвистического плана: отток русского населения привел к прекращению широкой общественной и культурной жизни русской эмиграции в Харбине и, следовательно, сократил сферы употребления русского языка. Русский язык в Харбине с конца 60-х гг. ХХ в. обслуживал лишь бытовое и церковное общение остав шейся там горстки русскоговорящих стариков.

Особенной чертой Харбина в первой половине ХХ века была его ярко выраженная многонациональность (п. 1. 4). Так, архивные данные от 28 июля 1910 г. свидетельству ют о том, что европейское население в Харбине в то время составляло 32 320 жителя, из них 31 269 человек были русскоподданными (это русские, украинцы, белорусы, армяне, грузины, евреи и др.), евреи – 452 чел., германскоподданные ( в том числе, немцы) – чел., греки – 92 чел., англичане – 83 чел., французы – 60 чел., поляки – 53 чел., турки – чел., чехи – 33 чел., австрийцы – 21 чел., меньше 20 чел. составляли итальянцы, грузины, испанцы, болгары, американцы, шведы и швейцарцы [Василенко 1998]. Таким образом, в Харбине сложился своеобразный многонациональный конгломерат. Существовавшие в Харбине этнические сообщества сохраняли традиции своего народа, религиозную память и свой язык. Средством общения внутри этнических групп в Харбине оставался родной язык, который, являясь существенным признаком этноса, позволял этнической группе са моидентифицироваться. В Харбине можно было не знать языка страны проживания – ки тайского, пользуясь только своим родным языком. В этом состоит одно из основных от личий восточной русской эмиграции от западной, в которой для полноценного существо вания было необходимо знание языка принявшей эмигрантов страны: «На улицах Парижа русские говорили на чужом языке, на улицах Харбина – на своем» [Бобин 1994].

В фокусе нашего внимания находились языки двух самых больших по количествен ной представленности в Харбине и по всей линии КВЖД этнических групп – китайцев и русских. Китайский язык – официальный язык Китая и язык значительной части местно го населения. Китайская этническая общность в рассматриваемых условиях доминировала в силу своего количественного превосходства и исторически сложившейся государст венной закрепленности на данной территории. Однако китайский язык будучи языком доминирующего этноса не оказывал значительного влияния на другие, сосуществующие с ним по воле исторического случая языки, и не подавлял их. Китайский язык использо вался китайцами в различных ситуациях официального и неофициального общения.

Подход к языковому вопросу у администрации КВЖД, являвшейся общей производст венной сферой для русского и китайского населения, следует считать политически гра мотным: организовывались языковые курсы по обучению русских китайскому языку, а китайцев – русскому, выпускалась учебная литература и словари по русскому и китай скому языкам. При этом образовательная доминанта принадлежала русскому языку: ки тайцы в большей степени стремились к овладению русским языком. Это выражалось в их желании получить образование на русском языке и имело массовый и интенсивный харак тер. Данное явление объясняется культурным фактором: «язык одолевает своих соперни ков не в силу каких-то своих внутренних свойств, а потому, что носители его являются более воинственными, фанатичными, культурными, предприимчивыми» [Мартине 1999].

Языковая политика как сознательное воздействие общества на язык представляет осо бую сложность в многонациональных государствах. Укажем на статус русского и китай ского языков в Харбине как языков больших этнических групп, одна из которых характе ризуется пребыванием на своей исконной территорий, другая же – «пришлая». Титуль ным языком на всей территории Китая являлся и является китайский язык. Этот же язык государственный и официальный в этой стране. Русский же – не титульный и не государ ственный, но являлся официальным в Китае (а именно в Харбине), пока там существовал ряд общественных институтов на русском языке.

Языковую политику китайского государства в отношении русских и других народов, проживавших в первой половине и середине ХХ в. в Китае, можно определить как лояль ную. В частности, не существовало запрета на русский язык, не было требования говорить на языке страны проживания, наоборот, осуществлялся поиск языкового компромисса (официально – через мероприятия языковой политики;

неофициально – через возникший как необходимость контактный язык – русско-китайский пиджин) для наилучшего совме стного сосуществования.

Во время китайской «культурной революции» (1966-1976 гг.), наоборот, оставшимся в Харбине русским было желательно забыть и свой русский язык, и то, что они русские: по литика нетерпимости к чужой культуре и чужому языку исходила от государства. Про филь языковой политики резко изменился: она приобрела типические для закрытого тота литарного общества черты. Такой тип языковой политики, по классификации Т. Скут набб-Кангаса и Р. Филипсона, называется «политикой, ориентированной на ассимиляцию языка». Такая ассимиляция произошла в Харбине с потомками от смешанных браков рус ских и китайцев, чье детство пришлось на 60-е–70-е гг.: они почти не говорят по-русски. В то же время русские харбинцы более старшего поколения сохранили свой язык в устной и письменной форме, несмотря на отсутствие условий для его сохранения в условиях тота литарного, направленного на устранение этнического разнообразия общества, каким был Китай в годы «культурной революции».

У языковой политики есть и другая сторона: она может носить общественный харак тер. В таком ракурсе русская общественная жизнь в Харбине и во всем Китае, осуществ ляемая на русском языке во время массового русского присутствия там, являлась провод ником не закрепленной законодательно языковой политики, направленной на сохранение этничности своего национального коллектива. Проводились и мероприятия, направленные на сознательное сохранение русской речи в эмиграции в образцовом состоянии. В меро приятиях «внутренней» языковой политики следует видеть одну из причин хорошей со хранности родного языка в условиях существования этноса на территории чужого госу дарства.

Языковая ситуация (п.1. 5.) в многонациональном и быстро развивающемся Харбине первой половины и середины ХХ в. входит в число неординарных. Харбин был своеоб разным Вавилоном – «международной выставкой рода человеческого», «многонациональ ным, разноликим и разноязычным городом» [Василенко 1998].

Проблема языковой ситуации является самой существенной и специфичной для со циолингвистики. В понятие языковой ситуации включается вся функциональная сторона языка: социально обусловленный характер функционирования различных форм существо вания языка и их взаимодействие с другими языками во всех сферах жизни конкретной этнической общности [Аврорин 1975]. Языковую ситуацию в Харбине следует характери зовать как экзоглоссную и как эндоглоссную. С одной стороны, языки, функционировав шие в Харбине, сосуществовали друг с другом и контактировали между собой;

с другой стороны, каждый из языков, функционировавших в Харбине, представлял собой совокуп ность идиомов и обладал, как минимум, двумя регистрами: высоким и низким. Под идио мом понимается какая-либо форма существования языка или ее вариант [Виноградов 1990]. В работе описана и проанализирована языковая ситуация в русском Харбине с уче том ее типологических параметров: восстановлены качественные, количественные и оце ночные характеристики. Были установлены следующие признаки языковой ситуации в Харбине начала и середины ХХ в.: 1) поликомпонентная, т.к. включала в себя множество идиомов как на уровне экзоглоссии (на межъязыковом уровне), так и на уровне эндоглос сии (на уровне подсистем – идиомов одного языка);

2) по демографической мощности разномощная, т. к. численность носителей идиомов была различна;

3) по коммуникатив ной мощности неравновесная, поскольку число обслуживаемых коммуникативных сфер у каждого идиома индивидуально;

4) по числу функционально доминирующих идиомов многополюсная;

5) по лингвистическому характеру составляющих ее идиомов многоязыч ная;

6) по структурно-генетическим признакам сосуществовавших в Харбине языков в разных своих фрагментах характеризующаяся как гомогенная и гомоморфная (сосущест вовали одновременно языки, имеющие общую генеалогию и являющиеся типологически тождественными), гетерогенная и гетероморфная (сосуществовали языки неродственные и типологически различные), гетерогенная и гомоморфная (сосуществовали языки мор фологически однотипные, но разные по происхождению);

7) дисгармоничная по функ циональной равнозначности идиомов (сосуществовавшие идиомы не имели равнозначно го статуса).

Кроме объективных факторов, определяющих языковую ситуацию, немаловажное значение имеют субъективные, связанные с оценкой идиомов как носителями самих язы ков, так и носителями других языков «с точки зрения коммуникативной пригодности, эс тетичности, культурной престижности и т. д.» [Виноградов 1990]. Межнациональные от ношения в Харбине можно охарактеризовать как толерантные, а межгосударственные (до японской оккупации) были строго регламентированы международными законодательны ми актами, не предполагающими какой-либо дискриминации местного населения. Потому и отношение к своему и чужому языкам у харбинцев разных национальностей вырази лось в двух теденциях: во-первых, в стремлении сохранить свой язык и культуру и, во вторых, в толерантном отношении к чужим языкам и культуре. Кроме того, необходимо особо отметить престижность русского языка в Харбине как следствие его высокой со циальной оценки среди китайского населения (выраженное, напр., в стремлении получить образование на русском языке). Высокую общественную оценку русского языка под тверждают такие факты: 1) многообразие сфер жизнедеятельности, в которых применялся русский язык в Харбине;

2) стремление русских сохранить родной русский язык в искон ном состоянии и чистоте, поддержание русской языковой среды;

отношение к русскому языку как исторической и культурной ценности;

3) признание русского языка в Харбине как средства оформления городского топонимического пространства и некот. др.

Итак, анализ языковой ситуации в Харбине начала и середины ХХ в. показал, что при значительном количественном превосходстве носителей титульного языка, выступавшего одновременно государственным и официальным, русский язык, также имевший статус официального, являлся более широким в коммуникативном плане средством и рассмат ривался как язык культуры, знание которого было престижно для носителей титульного языка.

К особенностям языкового бытия Харбина первой половины и середины ХХ века от носится функционирование особой формы речи, выступавшей в качестве контактного языка между русским и китайским населением. Это русско-китайский пиджин (п. 1.6).

В работе охарактеризован тип коммуникативной ситуации, средством общения в ко торой в русском Харбине выступал пиджин. Участники ситуации: русские эмигранты, говорившие в основном на своем родном языке, и представители местного населения с основным китайским языком. Носители русского языка имели, как правило, более высо кий социальный статус – именно к ним обращались носители китайского языка на пиджи не. Сфера использования русско-китайского пиджина в Харбине: уличная торговля, ока зание услуг, бытовые разговоры. Круг мест общения довольно широк: улица, торговые и др. помещения, приспособленные для оказания различных услуг. Цель коммуникации – обмен услугами и товарами, которые предлагали представители местного населения – но сители китайского языка – и пользовались при этом пиджином. Отношения между уча стниками коммуникации неофициальные, тональность общения нейтральная, тяготею щая к дружественной. Способ общения – устный. Социальную роль данной формы речи в условиях тесного сосуществования русских и китайцев в Харбине следует рассматривать как положительную, способствующую взаимовыгодным контактам.

Русские в Харбине пиджином пользовались мало, фактов для анализа русского этно лекта недостаточно. Языковой контакт в речи русскоговорящих Харбина проявлялся: а) в заимствовании слов из китайского языка, чаще всего для обозначения экзотических поня тий;

б) во фрагментарной имитации русско-китайского пиджина в соответствующих си туациях.

В работе выполнен лингвистический анализ харбинского варианта русско-китайского пиджина, реконструированного по данным различных источников: научных, художест венных, мемуарных, публицистических. Языковому анализу оказались подвергнуты все уровни рассматриваемого типа языка. Его результаты продемонстрировали особенности взаимодействия систем двух типологически нетождественных языков, проявившиеся в системно представленных в нем явлениях (напр., тяготение к открытости слога и артику ляция звуков по типу близких звуков родного языка – в фонетике, отсутствие словоизме нения и стремление к аналитическим формам – в морфологии, тяготение предиката к кон цу синтаксической конструкции – в синтаксисе и др.). Многие из отмеченных в исследо вании языковых особенностей анализируемого варианта русско-китайского пиджина обу словлены влиянием китайского языка как языка изолирующего типа. Вместе с тем язы ком-лексификатором для русско-китайского пиджина выступал русский язык.

Во второй главе «Русский язык в восточном зарубежье в начале и середине ХХ в.

(на материале русской периодической печати в Харбине)» осуществлен разноаспект ный анализ языка эмигрантских газет Харбина, по которым можно судить о состоянии русского языка восточного зарубежья в указанный период и его внутренней динамике.

Кроме того, анализ газетного дискурса русского Харбина позволяет реконструировать картину мира русского эмигранта в восточном зарубежье и ее ключевые концепты.

В п. 2.1. дана общая характеристика русской периодики Харбина. Русские перио дические издания восточного зарубежья в начале и середине ХХ в., были рассчитаны на разную аудиторию, имели различную политическую направленность, преследовали раз личные цели. Эти и другие факторы обусловливали языковую специфику каждого кон кретного издания. Для анализа нами были использованы в основном периодические мас совые издания, предназначенные для информирования широкого круга лиц разного соци ального положения, разных политических убеждений, разного возраста о важных событи ях в городе и регионе. Харбинская периодика такого плана представляла собой речевой континуум, рассчитанный на добропорядочного, благовоспитанного, интеллигентного ад ресата. Это тот самый человеческий идеал, вывезенный в русский Харбин из старой Рос сии и сохранявшийся там на протяжении всей истории существования русской харбин ской диаспоры.

В структуре массовой периодики русского восточного зарубежья в первой половине и середине ХХ в. содержались: 1) материалы политического характера о событиях в России и за рубежом в проекции на жизнь русской колонии в Китае;

2) материалы религиозного содержания;

2) материалы, посвященные экономике и культуре Китая, особенно Мань чжурии;

3) материалы о жизни русской колонии, в том числе культурной и спортивной;

4) рекламные материалы и объявления и некот. др. Эти составляющие продиктованы по требностью в публичном освещении указанных сфер практической и духовной деятель ности русской восточной эмиграции и характеризуют ее как открытое, толерантное к дру гим культурам, разносторонне образованное и деятельное сообщество.

По своему языковому качеству периодика Харбина на протяжении всего периода сво его существования была неоднородной. Язык харбинских газет и журналов был непосред ственно связан с изменениями социального фона, на котором они существовали.

Газеты и журналы Харбина полифоничны по своей сути: в них слышны голоса разных слоев населения в свойственных для них речевых формах. Вследствие этого текстовое пространство харбинской периодики представляло собой открытую (незамкнутую) систе му, способную принимать средства разных вариантов национального языка: диалекта, просторечия, жаргона, а потому языковой материал периодических изданий Харбина в большей степени, чем какие-либо другие письменные источники, характеризовал свое время и своих носителей.

При исследовании языка русской харбинской периодики мы оперируем понятием дискурса, под которым понимаем «особое использование языка … для выражения особой ментальности, в данном случае особой идеологии;

особое использование влечет активиза цию некоторых черт языка и, в конечном счете, особую грамматику и особые правила лексики, и в свою очередь создает особый «ментальный мир» [Степанов 1995]. Осущест вляемый в работе дискурсивный анализ позволяет рассматривать речевой континуум, во первых, как способ интерпретации мира, а во-вторых, как обусловленное языковыми и внеязыковыми – социальными, психологическими, культурными и др. факторами образо вание.

Русский язык зарубежья как вариант национального языка репрезентирует одну из раз новидностей этноязыковой картины мира, специфика которой обусловлена и экстралин гвистически (существование вне метрополии и др.), и собственно лингвистически (суще ствование в иноязычном окружении и др.). Свое выражение способы этноязыковой интер претации мира находят в продуцируемых этнической общностью текстах. Текстовое про странство русских харбинских периодических изданий можно рассматривать как место реализации универсальных, инвариантных концептов естественного языка в сочетании со специфически наполненными концептами, характерными для того варианта языка, в рам ках которого они приобрели особую актуальность.

Совокупность дискурсивных картин мира социума в тот или иной период позволяет реконструировать языковой образ мира этого периода, на основании которого возможно моделирование облика эпохи. В этом случае язык в своей текстовой реализации выступа ет источником познания мира через представленные в текстах факты, их оценки и комму никативные стереотипы. В работе (п. 2. 2) осуществляется анализ дискурсивного поля периодики русского восточного зарубежья в лингвокультурном и социолингвистиче ском ключе: выявляется круг культурных доминант этнического сообщества – русских вне метрополии, а также реконструируется картина мира, воплощенная в текстах этого сообщества.

Наибольшую изменчивость, динамичность в диахронии (на протяжении почти ста лет своего существования в русском восточном зарубежье) обнаруживает общественно политический дискурс при относительной стабильности других типов дискурса: религи озного, научного, юридического, медицинского, рекламного и др. Это закономерно, т.к.

общественно-политический дискурс по идеологическим причинам является наиболее под вижным и мобильным образованием, целью которго является «завоевание и удержание власти» [Карасик 2000].

Осмысление конкретной исторической эпохи, а именно истории русской восточной эмиграции в общественно-политическом дискурсе, представлено в п. 2.2.1. Было выделе но несколько периодов в жизни русского восточного зарубежья, непосредственным обра зом отразившихся в его общественно-политическом дискурсе, в первую очередь – в его лексическом наполнении: 1) дореволюционный период – период постройки КВЖД (с г. по 1917 гг.);

2) первое послереволюционное время, характеризующееся большим эмигра ционным потоком из России (1918-1924 гг.);

3) период советского присутствия на КВЖД (1924 – 1935 гг.);

4) период Маньчжу-Го – время японской оккупации Маньчжурии и Хар бина (1932 – 1945 гг.);

5) второй период советского присутствия на КВЖД и в Харбине после освобождения его Советской Армией от японцев в 1945 г., закончившийся прода жей КВЖД Китаю в 1952 г. и окончательным исходом русских.

Так, напр., в языке харбинских газет послереволюционного периода в полной мере бы ла отражена послереволюционная смута. Это проявилось, во-первых, в общей тонально сти периодических изданий, которые не могли остаться нейтрально-деловыми и светски ми, каковыми по преимуществу являлись до российских революционных потрясений;

во вторых, в лексическом наполнении материалов на общественно-политические темы: в га зетах русского восточного зарубежья появилась лексика, обусловленная периодом рево люции, что стало характерной особенностью общественно-политического дискурса того времени: комиссар, интернационал, красные, советский, эсэры, Совдепия, большевизм, ЦИК, ревком и др. Актуализируется также военная и политическая лексика, не являвшая ся прежде частотной и широко употребляемой: эвакуированный, автономный, регистри роваться, коалиция, дипломатия, генеральный штаб и др. Эта лексика выполняет номи нативную функцию, точно и определенно именуя понятия и реалии политической жизни и военных будней. Обилие высокой и религиозной лексики, характерное для газетной пуб лицистики при освещении политических событий в рассматриваемый период, отражает пассионарное восприятие происходящего с Россией и ее гражданами после Октября в вос точном зарубежье: жертвы, жертвовать, торжество, бытие, благодеяние, презренный, воскресить и др. Частотным остается употребление слов на благо-: благородный, благо творительный, благодеяние, благочиние, благоустроенный и др.

Пафос политических материалов был главным образом антиреволюционным, анти большевистским. Это выражалось, в частности, в употреблении местоимения «наши» для обозначения приверженцев дореволюционной России и белой армии, отстаивавших ее ин тересы: «С фронта сообщают, что наше наступление продолжается», «красные ведут упорные атаки, безуспешно стремясь помешать нашему продвижению на Самару» и др.;

нахождение вне большевистского влияния, на расстоянии от него, определялось как «наш вольный простор» в противоположность «советской духоте». Для выражения отрица тельной оценки происходящему на родине, собственного положения в изгнанничестве использовались различные семантико-стилистические приемы: метафоры, в том числе развернутые, метонимия, эпитеты, повторы, градация, риторические вопросы и восклица ния и т. д. См., напр., эпитеты и метафоры: большевистский шквал, тяжкие обиды, лихая година, суровая доля, возмутительный грабеж, революционный паук, злостный паразит и др. Общественно-политическому дискурсу в рассматриваемый период свойственно при сутствие сюжетов русской классики, их переосмысление в связи с новым историческим опытом русских в эмиграции.

Данный тип дискурса обнаруживает свою языковую специфику и в другие отрезки харбинской истории. Таким образом, общественно-политический дискурс русского вос точного зарубежья представлял собой динамически развивающийся речевой континуум, в котором прослеживалась четкая зависимость между политической ситуацией и ее репре зентацией средствами языка: изменение расстановки сил на политическом поприще, необ ходимость популяризации различных политических программ предопределяли языковую форму их воплощения как на уровне номинации предметов и явлений общественной жиз ни, так и на уровне их оценки. Динамизм общественно-политического дискурса в восточ ном зарубежье был обеспечен главным образом изменениями в лексике – языковым уров не, наиболее живо и чутко реагирующем на внешние факторы, и эти изменения были иными, чем в метрополии, в силу иного социокультурного и исторического фона.

В дискурсивном поле харбинской периодики наряду с общественно-политическим дискурсом наблюдалось присутствие религиозного, рекламного, делового, военного, ме дицинского, юридического, литературно-художественного, развлекательного и др. типов дискурса. Перечисленные – не политические – типы дискурса в периодических изданиях русского Харбина доминировали и отличались консервативностью: они продолжали доре волюционную традицию, что нашло яркое отражение в их языковом воплощении.

Консервативные тенденции в языке русского восточного зарубежья проявились в тех языковых сферах, которые оказались нетронутыми, неразрушенными в русском Харбине вследствие сохранности соответствующих общественных институтов и структур в доре волюционном состоянии: сфера религиозной коммуникации;

сфера официально-деловой коммуникации;

сфера образования и науки;

сфера культуры и досуга;

сфера рекламы;

сфера топонимическая;

сфера бытовой, обиходно-разговорной речи. Соответствующие эти сферам типы дискурса являются показательными для анализа языковой динамики и языковой устойчивости в зарубежье.

К числу дискурсов консервативного типа относится религиозный дискурс, жанры кото рого были широко представлены в периодике Харбина на всем протяжении ее существо вания как в специализированных, так и в массовых изданиях (п. 2. 2. 2). В то же самое время в Советской России настала эпоха атеизма, поэтому религиозная тематика была за крытой для периодических изданий. По этой причине в языке метрополии перемещались в пассивный словарный фонд целые пласты высокой и религиозной лексики, продолжавшие оставаться актуальными и активно употребляемыми в языке восточной эмиграции. Это, напр., названия церковных праздников, их действ, атрибутов и участников (Рождество Господа Нашего Иисуса Христа, Рождество Христово, Крещение Господне, Богоявление, хоругвь и др.);

названия духовных лиц и чинов, в т. ч. собирательные: епископ, митропо лит, архимандрит, владыка, иерей и др.;

названия христианских богослужений, обрядов, таинств и их атрибутов: молебен, треба, требоисправление, крещение, и др., и т. д. Эле менты церковного стиля присутствовали в текстовом пространстве харбинской периодики не только посредством актуализации книжной и религиозной лексики. Своеобразие в синтаксисе, употребление грамматических форм, свойственных религиозным жанрам, на блюдаем мы при освещении жизни многочисленной харбинской православной общины (напр., частотен императив с частицей да и обратный порядок слов: «Ни один из нас да не встретит Великий Христов день без такой жертвы» и т.п.).

Религиозное слово в русской периодике Харбина было облечено в разные жанры как собственно религиозного дискурса (это жанры, в которых церковь в лице духовных чинов обращалась к своей пастве: приветствие, обращение, послание), так и присутствовало в жанрах публицистического дискурса (это жанры, в которых рассказывалось о деятельно сти церкви и всей православной общины: заметка, репортаж, лирический очерк и др.). В связи с этим отмечаем особую значимость религиозного слова, поддерживаемого в рус ском восточном зарубежье двусторонне: и церковью, и всем харбинским православным приходом через публикации в массовых изданиях, реализующих существовавшую по требность общаться духовно, приближаясь к Богу и высоконравственным божественным заповедям. Духовный стержень в эмиграции в значительной степени крепился церковью.

Традиция обязательного присутствия религиозного слова на страницах русской пе риодической печати сохранена в эмигрантских изданиях Австралии, куда реэмигрировала большая часть русского населения из Китая, в том числе из Харбина.

В главе получил характеристику и рекламный дискурс Харбина (п. 2. 2. 3). Адресатом этого типа дискурса являлся харбинский обыватель, обычный средний горожанин. Дан ный тип дискурса связан с коммуникативной сферой различных услуг и представлен в харбинской периодике рядом жанров: рекламой, анонсами, частными объявлениями. На званные жанры являются очень яркими в плане демонстрации особенностей быта и куль турных пристрастий русского Харбина. Будучи преходящими, не рассчитанными на веч ность, они отражают сиюминутность быстротекущей жизни во всем многообразии дета лей, мелочей. Особый интерес для исследования эти жанры представляют еще и потому, что их история отлична от истории тех же самых жанров в метрополии, где реклама после революции практически была сведена к нулю, а анонсы существенно изменили свой язы ковой облик.

В работе проанализированы особенности функционирования названных жанров, выяв лены тематические группы и особенности употребляемой в рамках этих жанров лексики, способов выражения оценки. Так, в частности, были рассмотрены наименования лица по профессии и занятиям, которые являются показательными для демонстрации разностатус ной лексики, допускавшейся в частных объявлениях харбинских периодических изданий.

Анализ этой группы наименований позволил, во-первых, выявить с достаточной степе нью полноты состав наименований лица по профессии и занятиям в Харбине ХХ в., а во вторых, составить представление о занятости русских харбинок и харбинцев, уровне их жизни и притязаний, другими словами, этот материал может служить источником для вос создания картины жизни и быта русского восточного зарубежья.

Тематическая группа наименований лица по профессии и занятиям в частных объявле ниях представлена названиями лиц, занятых в сфере частного производства и домашнего обслуживания. См., напр.: экономка, обер-монтер, горный инженер, управляющий, метр д`отель 1919;

техник фортопьянный и настройщик 1920;

личный секретарь, учительни ца, воспитательница, переводчица, преподавательница английского языка, классная дама 1920, прислуга, кухарка, повар, няня, бой, поденщица 1928, электро-монтер 1943, подруч ный конфектному мастеру 1945, колбасный мастер 1946 и т.д.

Наименования лица по профессиям и занятиям выступают характеристикой сферы занятости русского населения в Харбине, демонстрируя его неоднородность: (а) среди харбинцев были те, кому требовались работники и специалисты – техник фортопьянный, личный секретарь, бонна, гувернантка, кухарка и другая прислуга, и те, кто хотел бы по лучить место – бонна, гувернантка, кухарка, посудница и т. п.;

б) востребуемый домашний труд носил интеллектуальный характер – личный секретарь, бухгалтер, гувернантка, бонна, или обслуживающий – посудница, кухарка, повариха, прислуга, горничная, двор ник, кучер, караульный и т. п.;

(в) частное предпринимательство и промыслы, сфера част ных услуг в Харбине были высоко развиты, и при этом существовала необходимость в специалистах – мастерах и мастерицах – разного профиля: колбасный мастер, конфект ный мастер, пимокат, пчеловод, портниха, шляпница, художница-цветочница, мастери ца дамских причесок, мастерица маникюра, маникюрша, педикюрша, парикмахерша и т.

д.;

(г) специалисты были разного уровня: начинающие – подручный, подручница, помощ ник, помощница, практикантка, и опытные – мастера и мастерицы;

(д) были среди ра ботников также те, чей труд не требовал квалификации и опыта: мальчик, бой, мальчик рассыльный, разносчик.

Данная группа наименований включает лексемы и устойчивые словосочетания, назы вающие дореволюционные профессии и занятия, и сохраняет по сути свой дореволюци онный состав на протяжении всего существования русской колонии в восточном зарубе жье – до середины ХХ в. Судьба наименований данной тематической группы в метропо лии иная: уже после революции значительная часть лексем данной тематической группы выходит из употребления (бонна, гувернантка, горничная, бой, мальчик-рассыльный, кол басный мастер и др.) или меняет свои семантико-стилистические характеристики (лич ный секретарь, мастерица и др.).

Наименования лица относятся к типу имен, способных не столько называть лицо, сколько характеризовать его, т.е. бифункциональны по своей природе [Арутюнова 1980;

Шатуновский 1980]. Наименования лица по профессии и занятиям являются именами функционального типа, т. к. характеризуют его по функционально значимой деятельно сти [Янценецкая 1987;

Янценецкая, Лебедева, Резанова, 1991] и, как правило, не содержат в себе оценочного компонента. Социальные оценки в виде предъявляемых к лицу по про фессии и занятиям требований выражаются не внутрисловно, а в высказывании (в нашем случае – в текстах частных объявлений) с помощью лексем, содержащих в своей семанти ке компонент рациональной оценочности, или с помощью специальных формул-клише.



Pages:   || 2 |
 

Похожие работы:





 
2013 www.netess.ru - «Бесплатная библиотека авторефератов кандидатских и докторских диссертаций»

Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам, мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.